Тайная история американской империи

Нарождается новая плеяда героев. Это новое поколение национальных лидеров, и хотя их исторические корни уходят в глубь доколумбовых времен, они считают своим долгом выступать от имени всех бедных и бесправных — независимо от их расовой принадлежности, культурного и исторического наследия, вероисповедания — будь то бедняки из перенаселенных городских трущоб или крестьяне из глухих сельских районов.

И это как нигде очевидно в Боливии.

Следя за ходом президентских выборов в этой стране в 2005 году, я все думал, что почувствовал Пепе, узнав об их результатах? Какова была его реакция на сообщения СМИ, что во главе целой страны встал выходец из индейского племени аймара, местный фермер с более чем скромными происхождением и образованием? Думаю, что в победе Эво Моралеса бедный Пепе узрел материализацию своих самых страшных ночных кошмаров.

Я смотрел по телевизору трансляцию празднеств, развернувшихся в Боливии по случаю избрания президента, и на меня накатывали воспоминания о тех временах, когда мне предлагали в этой стране очень внушительную должность. То, как это происходило, очень наглядно иллюстрирует воззрения и методы работы корпоратократии.

17 Кандидат в президенты Bolivia Power

«Боливия могла бы служить символом всех стран, эксплуатируемых империями». Эти слова инструктора учебного лагеря Корпуса мира в Эскондидо, штат Калифорния, где я проходил подготовку в 1968 году, твердо отпечатались в моей памяти. Сам он когда-то жил в Боливии и теперь постоянно внушал нам, что вековой гнет наложил на эту страну особый отпечаток.

После, когда я по окончании инструктажа уже служил волонтером Корпуса мира в Эквадоре, мои мысли не раз возвращались к Боливии. Эта страна, зажатая со всех сторон соседями — Перу, Чили, Аргентиной, Парагваем и Бразилией — словно дырочка в серединке аппетитного пончика, всегда пленяла мое воображение.

Как сотрудник Корпуса мира я посетил почти все соседние с Боливией страны, за исключением Парагвая, куда я отказался ехать в знак осуждения уругвайского диктатора, генерала Альфредо Стресснера за то, что он пригрел у себя в стране бывших нацистов-эсэсовцев.

Так же намеренно я уклонялся от поездки в Боливию — а все потому, что молодые североамериканцы, иногда забредавшие к нам, — из тех, кто, как мы говорим, следуют «наезженными тропами гринго», рассказывали, что в этой стране с коренным населением, индейцами, обращаются еще более жестоко, чем в Эквадоре.

Мне же в то время казалось, что в этом смысле ни одно другое место в мире не может сравниться с Эквадором. Богатая местная элита считала коренных индейцев существами низшего сорта, недочеловеками. Как и афроамериканцы в США несколько десятков лет назад, эквадорские индейцы были лишены гражданских прав. Ходили слухи, что у местной «золотой» молодежи в ходу был особый вид «спорта». Застукав индейца за каким-нибудь незаконным занятием — например, он подбирал на плантации оставшуюся после сбора урожая кукурузу, чтобы спасти свою семью от голодной смерти, — молодые оболтусы хватали перепуганного воришку и приказывали ему бежать, а сами стреляли по этой живой мишени. На поражение.

В Амазонии наемники нефтяных компаний творили то же самое, правда, там эти кровавые игры назывались не спортом, а борьбой с террористами. Однако, как ни ужасно было то, что творилось в Эквадоре, в Боливии с местными индейцами обходились гораздо хуже.

Недаром Че Гевара, бывший аргентинский врач, который посвятил свою жизнь борьбе с угнетением, выбрал в качестве арены боевых действий именно Боливию. Напуганная этим правящая верхушка запросила помощи у Вашингтона. Че Гевару немедленно провозгласили еще худшим злом, чем террористы и недочеловеки — местные индейцы, навесив на него ярлык коммунистического фанатика.

На поимку Че Вашингтон послал одного из самых опытных «шакалов» — агента ЦРУ Феликса Родригеса. В октябре 1967 года ему удалось захватить Че возле боливийского местечка Ла-Игера. После многочасовых допросов Родригес под давлением боливийских властей приказал солдатам расстрелять Че Гевару[19].

После этих событий тиски корпоратократии стали сжиматься вокруг Боливии — дырка в пончике словно стала затягиваться.

В середине 1970-х годов меня направили в Боливию в качестве экономического убийцы. Но прежде я провел собственное исследование страны, где мне предстояло действовать. Как оказалось, все, о чем рассказывали мой инструктор в лагере Корпуса мира и путешественники-гринго, едва приоткрывало истинную картину жестокого подавления. С самых первых исторических упоминаний об этой стране она подвергалась насилию. На долю Боливии выпала роль вечной жертвы — то империи, то череда безжалостных местных диктаторов.