Тайная история американской империи

Я внимательно прислушивался к ее словам. И на следующий день, после того как мы вернулись в Ла-Пас, и в оставшиеся до отъезда домой дни я так и эдак проворачивал в голове высказанные женой идеи. Несколько раз мне представился случай обсудить эту тему с управляющими и инженерами компании. Многие из них приехали из Аргентины, Чили, Парагвая — стран, где долгие годы у власти стояли военные диктатуры, обслуживавшие интересы корпоратократии. Поэтому меня не очень удивлял скептицизм, с которым они отнеслись к моим рассуждениям. Их комментарии в той или иной степени повторяли слова инженера-перуанца, более десяти лет проработавшего в СОВЕЕ. «Leucadia только и мечтает, что о мешках с деньгами», — категорически заявил он.

Но чем больше я раздумывал, тем сильнее меня охватывал гнев. Латинская Америка давно уже превратилась в классическую модель господства Соединенных Штатов. Если в какой-нибудь латиноамериканской стране, богатой ценными природными ресурсами, на которые уже положили глаз наши ненасытные корпорации, к власти приходил национальный лидер, полный решимости использовать эти ресурсы на благо своего народа, разворачивался один и тот же сценарий — государственный переворот или убийство главы государства, и всякий раз у власти оказывались ставленники Вашингтона.

Такая судьба постигла Бразилию при Гуларте, Гватемалу — при Арбенсе, Боливию — при Эстенссоро, Чили — при Альенде, Эквадор — при Рольдосе, Панаму — при Торрихосе. В течение десяти лет я, будучи экономическим убийцей, принимал в этой игре самое непосредственное участие. И хотя я уже давно покончил с этой профессией, меня до сих пор мучают угрызения совести. И гнев.

Я дал слабину — в своем стремлении услужить корпоратократии и удовлетворить собственные аппетиты я отступил от принципов, уважать которые меня приучили с детства. Теперь меня приводило в ярость то, что я, как проститутка, продал свою честь. Бесило и то, что, как я подозревал, любые попытки изменить компанию, подобную СОВЕЕ, обречены на провал — мне не дадут сделать то, что я задумал. И все же я дал себе слово попробовать.

Вернувшись в Соединенные Штаты, я связался с сотрудником Leucadia, ответственным за подбор руководящих кадров. Понимая, что затеваю совершенно безнадежное дело, я все же сообщил, что готов рассмотреть возможность принять назначение, но только при условии, что мне позволят превратить СОВЕЕ в модель бизнеса на принципах социальной ответственности и бережного отношения к окружающей среде.

Я пояснил, что на меня произвел большое впечатление гидроэнергетический комплекс на реке Зонго, и мне пришла в голову идея, что сама компания, располагая возможностями обеспечить электричеством беднейшие слои населения, как никакая другая подходит на роль проводника перемен.

После моей тирады повисла долгая пауза. «Хорошо, — наконец ответил мой собеседник, — я обговорю это с Йаном Каммингом. Хотя на многое не рассчитывайте. Управляющие отвечают перед акционерами, и от президента СОВЕЕ мы ожидаем максимизации прибыли. — Последовала еще одна пауза. — Может, все же передумаете?»

Его слова будто подстегнули мою решимость: «Ни в коем случае».

Больше они никогда мне не звонили.

19 Изменить свою мечту

После этой истории меня не оставляли мысли о том, как иностранные организации эксплуатируют Боливию; думал я и о той роли, которую сыграл в этом, будучи экономическим убийцей. Чем дольше я размышлял, тем сильнее становилась моя ярость. Я уже был готов вернуться в Ла-Пас или отправиться в Колумбию; а может, в какую-нибудь другую из испаноязычных стран Латинской Америки и встать в ряды движения сопротивления. Столь почитаемый мною Томас Пейн непременно поступил бы так же.

Однако дальнейшие рассуждения привели меня к мысли, что Томас Пейн скорее воевал бы более привычным для себя оружием, чем ружье, — своим прославленным острым пером памфлетиста. Я спрашивал себя: каким образом я смог бы принести больше всего пользы?

Ответ на этот мучивший меня вопрос стал понемногу проясняться во время одной из моих поездок по делам некоммерческой организации, которая работала в Гватемале. Я разговорился со стариком майя, и эта беседа натолкнула меня на мысль вернуться в Эквадор, где более 20 лет назад я начинал волонтером Корпуса мира; — в леса, туда, где обитает амазонское племя шуаров.

Теперь я понимаю, что в моей душе царила ужасная смута: я разрывался между нежеланием предавать своих бывших коллег — экономических убийц и голосом совести, что грызла душу; мне страстно хотелось поведать миру, какое зло мы творили, но другое зло — меркантилизм, пронизывающий все поры нашего общества, — цепко держало меня в своих объятиях. А где-то глубоко, в подсознании, крепло чувство, что только шуары со своими простыми представлениями о гармонии мира помогут мне преодолеть душевный разлад.