Это решение было не бесспорным. Сталинград считался важнейшим промышленным городом, Волга — крупнейшей транспортной артерией. Город прикрывал путь к Уралу и далее на север. Но стратегически он все же был не так важен, как нефтяные месторождения на юго-востоке. Казалось, Гитлер опасался, что советские войска смогут нанести ему фланговый удар со стороны Сталинграда. А возможно, его просто обуревала мания разрушить «город Сталина».
К сентябрю Сталинград был практически захвачен. Люфтваффе разбомбило весь город, превратив его в обугленные руины. Сталин приказал «Ни шагу назад» и запретил эвакуировать из города мирное население, чтобы ужесточить сопротивление советских войск врагу. Советским рядовым, прибывавшим в город, удавалось прожить там в среднем сутки. Но народ не сдавался. Вдохновляемая самоотверженным генералом Василием Чуйковым, 62-я армия защищала развалины каждого дома, каждого завода. Любое территориальное преимущество, завоеванное немцами днем, Красная армия отбивала ночью. Битва за Сталинград стала самым кровопролитным сражением в истории человечества.
«Зона Y»
В сентябре 1942 года, через несколько недель после вступления в новую должность Гровс отправился с инспекцией по предприятиям, занятым в американской программе по созданию атомной бомбы. То, что он увидел, порядком его разочаровало.
Первую остановку он сделал в Питтсбурге, где находились исследовательские лаборатории, принадлежащие
Из Питтсбурга Гровс отправился в Колумбийский университет Нью-Йорка, в котором изучали метод газовой диффузии. Контролировал работы химик Гарольд Юри. Ученые, с которыми здесь встретился Гровс, более оптимистично высказывались об изучаемом ими методе. Единственной серьезной проблемой была коррозия, вызываемая гексафторидом урана. В газодиффузионной установке требовалось смонтировать бесчисленное количество пористых мембран из коррозиеустойчивого вещества. Пока такое вещество известно не было. Гровс счел, что работы следует продолжить, но усомнился, что они дадут положительный результат.
Из Колумбийского университета путь Гровса лежал на запад. Генерал прибыл в чикагский «Метлаб» 5 октября. Ему показалось, что возведение экспериментального реактора, которым руководил Ферми, уверенно продвигается вперед. Однако Гровс поразился, насколько смутно ученые представляли себе детали работы, которые с инженерной точки зрения считались фундаментальными. Если бомбу планируется сконструировать вовремя, то программа уже должна была дать ответы на некоторые ключевые вопросы: сколько? какого размера? как долго? Физикам же, казалось, доставляло удовольствие все еще предполагать и прикидывать. Гровс напомнил им, что если бы перед ними стояла задача организовать свадебный банкет, то разговоры типа «мы можем ожидать от десяти до тысячи гостей» совсем не годятся в качестве базы для грамотного планирования.
Гровс, убежденный, что его окружают одни «ботаники», считал необходимым еще раз дать понять своим подчиненным (среди которых, кстати, было несколько нобелевских лауреатов): он не испытывает пиетета перед их ученостью. Гровс утверждал, что его десятилетнее среднее образование стоит двух докторских степеней. После этого генерал дал ученым время обдумать важность этого утверждения. Но Сциларду времени на размышления почти не понадобилось. «Ну как можно работать с такими людьми?!» — вопрошал он своих коллег чуть позже. Однако неприязнь между Сцилардом и Гровсом была взаимной. Генерал почти сразу счел ученого возмутителем спокойствия и приложил немало усилий, чтобы засадить его за решетку до конца войны[97]
.Из Чикаго Гровс двинулся дальше на запад, в радиационную лабораторию Беркли, куда прибыл 8 октября. Лоуренс, мастерски превративший из инспекции экскурсию, произвел на Гровса очень приятное впечатление. Гровс надеялся, что хотя бы здесь, в Калифорнии, его ждут хорошие новости. Лоуренс пообещал продемонстрировать ему новейшую машину. На тот момент он перешел от работы с 93-сантиметровым циклотроном к использованию нового, 467-сантиметрового суперциклотрона, который уже был готов, и ввод его в эксплуатацию планировался на июнь 1942 года. Циклотроны, специально предназначенные для выделения урана-235, теперь назывались «калютронами» — в честь Калифорнийского университета.