Купеческому прево Тинонвилю, исполнявшему обязанности магистрата, отныне именуемого
Присоединившись к принцам, собравшимся во дворце Анжу, герцог Иоанн неожиданно ощутил слабость. Совесть терзала его за совершенное преступление, и он, отведя герцога Беррийского и короля Сицилии в сторону и укрывшись с ними в амбразуре окна, признался в совершенном им преступлении; правда, он утверждал, что убил герцога Орлеанского против воли, словно повинуясь какому-то демону; однако, когда герцог заявил, что на следующий день он придет в Совет, герцог Беррийский пообещал воспрепятствовать этому, а герцог Бурбонский высказал сожаление, что не отдал приказ арестовать Бургундца.
Герцог Иоанн удалился к себе, но у себя во дворце страхи его не только не исчезли, но даже удвоились. Тогда герцог вскочил на коня и в сопровождении всего шести верховых срочно покинул Париж. Проехав Сен-Максанс, он приказал слугам разрушить тамошний мост, дабы задержать тех, кто решит броситься за ним в погоню. На подъезде к Бапому он по непонятной причине пожелал увековечить час своего прибытия в этот городок и, въезжая в ворота, приказал звонить ангелус; этот странный обычай, получивший название «ангелус герцога Бургундского», горожане соблюдали долгое время; увы, в те темные века суеверие часто становилось сообщником преступления.
Герцог Беррийский оказался единственным из принцев, кто захотел пуститься в погоню за преступником, а так как ему никого не удалось склонить на свою сторону, то, возможно, не стоит и напоминать, что королева, несомненно, сделала все, чтобы воспрепятствовать осуществлению его намерения.
Смеясь над слабостью герцога Бургундского, Изабелла тем не менее понимала, что должна быть ему благодарна, ибо он умолчал о ее участии в этом страшном преступлении. А поскольку она еще ранее обещала оказать ему услугу, она сдержала слово.
Герцогиня Орлеанская отправилась в Париж умолять короля о правосудии, также она намеревалась найти тех, кто сможет отомстить за смерть ее непостоянного и легкомысленного супруга, оставившего ее вдовой с многочисленным потомством.
Мы помним о ее связи с королем и о безнравственном сговоре между королевой, герцогом Орлеанским и его супругой. Но после гибели Орлеана о прежнем беспутстве было забыто; теперь Валентина думала только о том, как ей с честью выполнить свой долг и отомстить за смерть супруга; не зная о тайной связи Изабеллы с герцогом Иоанном, она, разумеется, не могла подозревать королеву в соучастии в убийстве. Прибыв в столицу в сопровождении сына, носившего титул графа Ангулемского, и супруги ее старшего сына Шарля Орлеанског. [9]
, Валентина вместе с сыном и невесткой отправилась к королю, пребывавшему в ту минуту в здравом уме, и бросилась к его ногам; добрый монарх пообещал устроить справедливый суд над убийцами и облобызал опечаленных членов осиротевшего семейства.Тем временем герцог Бургундский размышлял, как обезопасить себя от преследователей и опровергнуть любых свидетелей, кои пожелают выступить против него. К герцогу королева отправила Буа-Бурдона; вернувшись, тот заверил принцессу, что Иоанн никогда ее не выдаст; выведя войска из Фландрии, он сам встанет во главе армии и вскоре разобьет всех своих врагов. Изабелле же он рекомендовал действовать с прежним напором, привлекать к себе людей умных и отстранять дураков.
Легко представить себе, насколько такой ответ успокоил королеву; в избытке наделенная чувством безнаказанности, она удвоила свои козни. Кровавые междоусобицы пошли ей только на пользу: убийства более не отягощали ее душу. За свое счастье и благополучие она могла заплатить любую цену, но, разумеется, не из собственного кошелька.
Созвав своих вассалов, герцог Бургундский признался им, что убил своего кузена. Но при этом он так ловко сумел выставить герцога Людовика тираном, опустошавшим Францию, что все поверили в его благородные намерения и одобрили его поступок, а многие даже пожелали поддержать его. Поэтому, если бы к нему неожиданно явились преследователи и пожелали бы призвать его к ответу, многие бургундские сеньоры добровольно встали бы на его защиту, готовые сложить за него головы и отдать ему все свои богатства.
Поэтому с преступником вступили в переговоры… О, какой позор! Но, увы, иначе и быть не могло: во-первых, в тогдашних обстоятельствах французы не могли на равных мериться с ним силой, а во-вторых, в Париже он пользовался поистине огромной популярностью и эта поддержка многочисленных сторонников делала его чрезвычайно опасным.