Тайная история капитализма. Почему мы бедные, несчастные и больные

Конечно же, либеральные экономисты середины XIX века, выступавшие против патентов, ошибались. Они не могли признать, что некоторые формы монополии, включая патентную монополию, могут создавать больше пользы, чем издержек. К примеру, меры по защите зарождающихся отраслей порождают неэффективность, тем что искусственно создают монопольное положение отечественным фирмам, на что с большим удовольствием вам укажут экономисты-свободнорыночники. Но такой протекционизм может быть оправдан, если в долгосрочной перспективе он поднимет производительность и многократно возместит потери от созданной монополии, о чём я неоднократно говорил в предыдущих главах. Аналогично, мы поддерживаем защиту патентов и прочих прав интеллектуальной собственности, несмотря на то, что потенциально они могут создать неэффективность и потери, потому что мы убеждены, что в долгосрочной перспективе они более чем компенсируют все издержки тем, что создадут новые идеи и повысят продуктивность. Но принять потенциальную пользу патентной системы, это не то же самое, что утверждать, что у неё не будет никаких издержек. Если мы спроектируем её неверно, и дадим патентообладателю слишком много патентной защиты, система может дать больше издержек, чем пользы, как бывает, например, в случае с чрезмерной защитой зарождающихся отраслей.

Неэффективность, порождаемая монополией и потери такой системы конкуренции, когда «победитель получает всё» – не единственные и не самые важные проблемы патентной системы и подобных ей форм защиты прав интеллектуальной собственности. Наиболее её пагубное воздействие заключается в возможности блокировать приток знаний в технологически отсталые страны, которым нужны более совершенные технологии, чтобы развивать свою экономику. Экономическое развитие тесным образом связано с перениманием передовых иностранных технологий. Всё, что его затрудняет, будь то патентная система или запрет на экспорт передовых технологий, вредит экономическому развитию. Это вот так просто. В прошлом богатые страны Недобрых Самаритян сами это прекрасно понимали, и делали всё, что было в их силах, чтобы не допустить этого.

Джон лоу и первая технологическая «гонка вооружений»

Подобно тому, как вода [всегда] стекает с высокого места в низкое, так и знание всегда текло из тех мест, где его больше, туда где его меньше. У тех стран, которые лучше усваивали поступающий поток знаний, лучше получалось поспевать за более экономически развитыми странами. С другой стороны забора, те развитые страны, которые хорошо умели контролировать отток критических технологий, дольше сохраняли своё технологическое превосходство. Технологическая «гонка вооружений» между отсталыми странами, пытающимися получить зарубежные знания и передовыми странами, пытающимися предотвратить их отток, всегда находилась в самом центре игры в экономическое развитие.

Технологическая «гонка вооружений» начала приобретать новое измерение в XVIII веке, когда появились новые промышленные технологии, которые открывали намного большие возможности для роста производительности труда, чем традиционные технологии. Лидером этой новой технологической гонки была Британия. Она быстро становилась главной промышленной державой Европы и всего мира, не в последнюю очередь благодаря тюдоровской и георгианской промышленной политике, которые мы обсуждали в Главе 2. Естественно, что она не хотела расставаться со своими передовыми технологиями. Она даже установила правовые барьеры против оттока технологий. Другим индустриализирующимся странам Европы и США приходилось нарушать эти законы, для того чтобы обрести передовые британские технологии.