Тайная история Леонардо да Винчи

Он создал себе убежище из холода и пустоты. Однако внешне он был по-прежнему приветлив и общителен. Его студия разрасталась, захватив постепенно череду комнат — к смятению юных учеников, которые эти комнаты занимали. Ходить здесь было опасно: многочисленные Леонардовы машины и изобретения валялись повсюду, словно по студии прошлась буря. Студия больше походила на мастерскую механика, чем художника. Тут были лебедки и вороты, гири с крюками, висевшие на специально изобретенных отпускающих механизмах, компасы и другие, самим Леонардо придуманные инструменты: ваги, шлифовальные и полировальные приспособления, токарные станки с педальным приводом и механические пилы, устройства для шлифовки линз и роликовые механизмы душ подъема колоколов. Леонардо мудрствовал над всеми видами зубчатых колес, над способами передачи механической энергии, над системами блоков. Повсюду валялись его заметки и наброски клапанов, пружин, маховых колес, рычагов и шатунов, шпонок, осей и приводов. Хотя у Леонардо были собственные — неофициальные — ученики, которые возились с его машинами и моделями, он не позволял никому из домашних Верроккьо убирать комнаты — боялся, что кто-нибудь похитит его идеи.

Но над всеми машинами, моделями, инструментами, книгами, разрозненными тетрадями висела новая, хотя и не достроенная еще летающая машина. Она казалась такой легкой и хрупкой, словно бумазея и шелк, дерево и кожа могли быть основой любви и счастья.

— Леонардо, иди к столу! — нетерпеливо прокричал снизу Андреа дель Верроккьо.

Низкое солнце золотилось в небе. Столовая, обычно служившая мастерской, казалась сотканной из дымки и сна, потому что косые лучи просвечивали плававшую в воздухе пыль. Длинный рабочий стол был покрыт скатертью, на которой разложили ножи, тарелки и чашки, расставили миски и узкогорлые кувшины с крепким вином. Ароматы жареного мяса, оладий, сластей смешивались со слабым, но постоянным запахом лака и неизгладимым запахом каменоломни, потому что в студиях даже сейчас обрабатывали мягкий камень из Вольтерры и Сиенны. Шум был не только слышим, но и ощутим кожей.

— Ты так торопишься завершить заказы, что твои ученики работают без обеда? — спросил Леонардо, входя в комнату.

Сегодня вечером за столом сидели только Андреа, его сестры, кузины, племянницы и племянники, а также Лоренцо ди Креди, Никколо, старший подмастерье Франческо… Аньоло ди Поло и Нанни Гроссо. Аньоло и Нанни, старшие ученики, были любимцами Андреа.

— Я подумал, не пообедать ли в кругу семьи, — отозвался Андреа; он явно чувствовал себя не в своей тарелке. — И кроме того, Леонардо, я тороплюсь закончить заказы, особенно запрестольный образ для добрых монахов из Валломброзы.

Эти слова вызвали нервный смешок Аньоло ди Поло, недруга Леонардо. Они были схожи характерами, но Леонардо более одарен, и Аньоло вечно ему завидовал.

— Но с этим заказом все в порядке, — заметил Лоренцо ди Креди, писавший для Леонардо фреску «Святой Донат и сборщик податей».

— Леонардо, а ты работал над запрестольной росписью? — спросил Андреа.

В голосе его слышалась какая-то резкость, словно он был зол на Леонардо, словно подстегивал его. Леонардо вспыхнул:

— Я закончил алтарь в Сан Доминго, осталась только голова святого Евстафия. Наш дорогой Лоренцо ди Креди был так добр, что обратил свой немалый талант на заказ, пока я занимался исследованиями.

— У тебя обязательства перед монахами, — сказал Андреа с необычным для него жаром.

Леонардо так резко повернулся к нему, что едва не опрокинул стол.

— У меня обязательства перед твоей мастерской и перед тобой.

— Что-о?..

— Мои исследования приносят немалый доход в твою мошну, маэстро. Зачем заставлять меня писать, если Лоренцо может делать это не хуже?

— Затем, что эта работа не Лоренцо, а твоя, — ответил ему Андреа. — Ты старший ученик.

— А как ты провел сегодняшний день, если не писал и не ваял? — спросил у Леонардо Аньоло.

Леонардо ответил без малейшего сарказма:

— Я продолжал занятия анатомией в больнице, синьор Аньоло. Знаешь ли ты, что когда человек стоит с протянутой рукой, то она чуть короче, если ладонь обращена вниз, чем когда повернута вверх? Я проанатомировал руку и насчитал тридцать костей, три — в самой руке и двадцать семь — в кисти. Меж кистью и локтем — две кости. Когда поворачиваешь руку вниз, вот так, — он показал движением левой руки, — то две кости скрещиваются таким образом, что кость с внешней стороны руки косо ложится на внутреннюю. Ну а теперь скажи: разве не нужно знать это тому, кто работает с кистью и резцом?

Аньоло нахмурился и покачал головой:

— Да зачем же это надобно?

— Писать да и ваять верно.

Аньоло покраснел.

— А по-моему, тебе любое средство хорошо, лишь бы за холстом не сидеть! — выпалил он под всеобщий смех.