— Но зачем? — удивилась госпожа Пакстон. — С ним же все в порядке!
— В порядке? — переспросил я.
Мы вновь посмотрели на Тимоти. Он приподнялся, и в ране на его горле все еще бурлила кровь. Но что ужаснее всего, глаза его голодно блестели, побелевшее лицо мальчика словно сморщилось.
— Позовите Элиота, — повторил я.
Госпожа Пакстон зарыдала и, повернувшись, выбежала из комнаты. Пампер и я последовали за ней, заперев за собой дверь на засов.
Через двадцать минут появился Элиот. Мы с ним вошли в комнату Тимоти, и я сразу увидел на его лице отчаяние.
— Оставьте меня! — велел Элиот.
Я повиновался, а через несколько минут приехал профессор Джьоти.
— Мне сообщили, — проговорил он и без каких-либо дальнейших объяснений прошел в комнату Тимоти.
До нас донеслись приглушенные голоса, доктор и профессор, похоже, спорили. Затем дверь отворилась, Элиот вышел и заговорил с госпожой Пакстон. Он попросил разрешения оперировать, она без слов согласилась, и Элиот кивнул. Выглядел он ужасно и, судя по всему, никаких надежд не питал. Он закрыл за собой дверь, и до нас донесся скрежет ключа в замочной скважине. Появился доктор лишь часом позже. Рубашка его была забрызгана кровью, а на лице был явно запечатлен провал.
— Мне очень жаль, — пробормотал он, и, Боже мой, он действительно скорбел. Элиот подошел к госпоже Пакстон, взял ее руки в свои и сжал их. — Я ничего не мог сделать…
Он попросил Пакстона не входить в комнату, но Пампер настоял:
— Он же мой сын… был… моим сыном!
Мы вошли вместе. Вся комната была забрызгана кровью. Тимоти лежал, распростершись на кровати, и походил на анатомический муляж, ибо грудь его была вскрыта, а сердце вынуто.
Пампер не мог оторвать глаз от трупа сына.
— Неужели это было необходимо? — спросил он наконец.
Профессор Джьоти, стоявший в дальнем углу комнаты, слегка качнул головой.
— К сожалению! — прошептал он.
Пампер кивнул, пристально вглядываясь в лицо Тимоти, которое абсолютно лишилось юных мальчишеских черт, — перекошенное, побелевшее, заострившееся в жестокости.
— Не позволяйте моей жене заходить сюда, — с этими словами Пампер повернулся и вышел из комнаты.
Тело он приказал отвезти в морг.
Вот так и закончилось наше приключение в Каликшутре.
На следующий день пришли приказы для меня. Возвращаясь назад, на равнины, я постарался выбросить из головы ужасы прошлого месяца. Меня ждал мой полк, и вскоре времени обращаться к прошлому совсем не осталось. Новые приключения, новые задания…
Симла 1 июля 1887 г.
Что мы наделали? Что я наделал?
Я — врач. Хранитель человеческой жизни. А вы убедили меня стать убийцей.
Да, я возвращаюсь в Англию. Эти ваши разговоры о вампирах, жестоких демонах и кровожадных богах… Как мог я вас послушать! «Все это существует», — говорили вы. «Нет! И еще раз нет!» — отвечаю я.
В Индии, может быть, верят в такое, но я, как вы часто напоминали мне, не индус. Так что я вернусь, как, без сомнения, должны вернуться все мы, британцы, в свой мир, где я смогу быть уверен в том, что есть и чего нет. Где смогу заниматься практикой, как мне велит совесть. И где искуплю свою ошибку, где буду спасать, а не уничтожать человеческие жизни.
Выезжаю в Бомбей завтра. Билет на пароход до Лондона уже заказан. Сомневаюсь, что мы когда-либо еще встретимся.
Жаль, Хури, так расставаться.
Засим и остаюсь. Ваш невольный друг
ЧАСТЬ II