Тайная история Марии Магдалины

Это было фамильное кладбище богатой семьи. Состоятельные люди устраивали себе усыпальницы, вырубая в толще камня просторные, как жилые комнаты, пещеры. Внутри находились каменные ложа, но предназначались они не для пиршеств: трапезы in memoriam[72] родственники устраивали снаружи. Здесь не звучали и поминальные речи. Тело должно было находиться на ложе, пока не истлеет саван и оно само не рассыплется в прах, вместилищем которого, дабы освободилось место для следующих похорон, станет богато украшенная глиняная урна. Даже для богатых покойников пещерные усыпальницы становились лишь временным прибежищем, поскольку в окрестностях Иерусалима с их каменистой почвой никто не мог позволить себе роскошь обзавестись личной могилой навечно.

Но это была пусть временная, но усыпальница, а не ров, где рыщут бездомные псы и куда сбросят тела Дисмаса и его безымянного товарища но несчастью.

— У меня есть благовония, — промолвил Иосиф, указывая на стоявший у ложа короб. — Никодим помог запастись ими.

Стоило произнести это имя, как из-за скалы осторожно выглянул и направился к ним другой немолодой, хорошо одетый мужчина.

— Мы решили, что они понадобятся, — сказал этот человек, видимо еще один тайный последователь Иисуса из городских верхов.

Мария склонилась над коробом и подняла крышку. Внутри находились большие алебастровые сосуды с алоэ и смирной, чрезвычайно дорогостоящими ароматическими веществами. Никодим не поскупился.

— Это очень щедрый дар. Мы благодарны тебе, — произнесла Мария дрожащим голосом.

Она велела носильщикам поставить их ношу на землю, хотя, произнося эти слова, удивилась, что взялась распоряжаться. Можно подумать — больше некому. Здесь и Иосиф, и Никодим, люди влиятельные, и Иоанн, возлюбленный ученик Иисуса, и Сусанна, и другие женщины из Галилеи, которые ничуть не хуже ее. Однако все они выжидающе смотрели на Марию. Возможно, мужество покинуло их, возможно, они решили, что уже сделали все, что должны, или просто нуждались в чьем-то руководстве. Так или иначе, никто, кроме нее, не взял на себя эту ответственность. Впрочем, это было не так уж важно, поскольку совершаемый сейчас печальный обряд — еще не последнее прощание. Ей и другим предстояло вернуться и подобающим образом завершить погребение. Сейчас нужно успеть сделать самое необходимое до наступления темноты.

— Есть чем обмыть его? — спросила Мария, хотя заранее знала, что нет. А потому, не дожидаясь ответа, продолжила: — Тогда займемся помазанием.

Иосиф распечатал алебастровые сосуды с алоэ и смирной и отпрянул, когда воздух неожиданно наполнился густым, душистым ароматом. Мария взяла по пригоршне того и другого и, наклонившись, стала равномерно размазывать по телу Иисуса, как она уже делала когда-то с телом Иоиля. Слой благовоний покрыл отверстия, пробитые гвоздями, кровавую рану, оставленную острием копья, замаскировал бескровную бледность кожи на ногах. Маслянистые вещества придавали его облику благопристойность, однако при этом делали Иисуса вовсе не таким, каким он был при жизни, как будто вся его жизнь была сплошным притворством.

Затем мужчины обернули тело в льняные пелены, накрыли лицо специальным маленьким полотенцем, закрепив его, чтобы не сдуло. Наконец тело обрядили в длинный саван, и Иосиф приказал внести Иисуса в центральную из трех усыпальниц. Носильщики почтительно подняли его, скрылись в пещере и, вскоре выйдя наружу уже без своей ноши, поклонились Иосифу.

— Мы положили его на каменное ложе, то, что пониже, — сказал один из них.

— Хорошо, — кивнул Иосиф и указал на круглый камень, расположенный возле утеса. — Закрывайте!

Трое крепких мужчин налегли на камень и покатили по желобу. Он скользнул к входу в усыпальницу и, попав в пазы, встал на место с глухим, отдавшимся эхом стуком. Теперь лаз был надежно перекрыт.

— Дело сделано, — промолвил Иосиф. — Пусть покоится с миром. Воистину он был хорошим человеком, а может быть, и кем-то большим, чем человек.

Иоанн, Мария, мать Иисуса и остальные не проронили ни слова: стук могильного камня, запечатавшего усыпальницу, лишил их дара речи. Он сам по себе был последним словом, окончательным и бесповоротным, к которому ничего нельзя добавить.

— Спасибо тебе, — от имени всех сказал наконец Иоанн, — Поверь, мы перед тобой в неоплатном долгу и благодарность нашу невозможно выразить словами.

— Горе, какое горе… — Иосиф покачал головой.

Уже темнело. Никто не хотел провести здесь ночь.

— У меня есть дом в Иерусалиме, — обратился Иосиф к ученикам и матери Иисуса. — Я могу предложить вам переночевать там. Оставайтесь, пока не решите, что вам делать дальше.

Сбившись тесным кругом, осиротевшие, они сидели в большой комнате предоставленного им в пользование дома. Чужой дом, чужая усыпальница… Иосиф был очень великодушен. Но сам он с ними не остался, опасаясь своих собратьев по синедриону. И, уходя, наказал им держаться скрытно, не привлекая к себе внимания.