Читаем Тайная история Марии Магдалины полностью

Шум и толкотня умножились, когда многочисленные группы и караваны приблизились к городу, теснясь у стен, но то была веселая, радостная толпа, воодушевленная благоговением и верой. Катили жертвенные повозки, отовсюду слышалось пение псалмов, звучали кимвалы и тамбурины. Огромные северные ворота стояли распахнутыми: по традиции здесь просили подаяние нищие и прокаженные, но на сей раз толпа паломников едва не смела убогих.

Мария приметила конных римских солдат, державшихся в стороне, но наготове, на случай возникновения беспорядков. Их увенчанные гребнями шлемы четко выделялись на фоне ярко-голубого неба.

У самых ворот продвижение замедлилось до черепашьего шага, а давка стала такой, что мать вынуждена была прижать Марию к себе. Их стиснули со всех сторон… но тут они миновали створ и вместе со всеми влились в город. Тут бы оглядеться и восхититься, да куда там — напиравшая сзади толпа толкала их дальше.

Люди вокруг нее издавали возгласы радости и восторга.


Как и тысячи других паломников, в ту ночь они стали лагерем за пределами города — бесчисленные шатры опоясали его словно второй стеной. По великим праздникам здесь собиралось до полумиллиона паломников, и вместить такую прорву народа Иерусалим, разумеется, не мог. Поэтому вокруг него временно возникал второй город.

Повсюду, от шатров и от походных костров, слышались песни и веселые голоса. Люди переходили от стоянки к стоянке, отыскивая родственников и знакомых, с которыми, может быть, давно не виделись. Особое внимание привлекали причудливо выглядевшие шелковые купола иудеев, проживавших за пределами родины. Иные семьи покинули землю Израиля десять поколений назад, но сохранили веру и по-прежнему считали храм своим духовным домом.

Мария закрыла глаза, стараясь забыться сном, но попробуй усни, когда вокруг шум, гам, суета и хождения.

Наконец пришло что-то вроде дремы, и тут, вместо Иерусалима, ей снова привиделась таинственная роща со стоящими среди деревьев статуями. Лунный свет играл на их мраморных постаментах, призывный шелест деревьев убаюкивал, маня нераскрытыми тайнами и суля неизведанное.


Наутро паломники поднялись затемно: им предстояло снова войти в город, но уже ради самого праздничного действа. Марии так хотелось поскорее увидеть храм вблизи, что она дрожала от нетерпения.

Сегодня толпы были еще гуще, поскольку наступил день праздника. Реки людей запрудили улицы, и казалось удивительным, как они не раздвигают в стороны стены домов. Иные паломники выглядели диковинно: евреи из Фригии обливались потом под толстенными плащами из козьей шерсти, их единоверцы из Персии были разряжены в расшитые золотом шелка, выходцев из Финикии отличали туники и полосатые штаны, а уроженцев Вавилона — строгие черные одеяния. Все они валом валили к храму, но, по правде сказать, многие выглядели так, будто ими двигала не набожность, а лишь приверженность обычаям, а то и просто любопытство.

Шум, разумеется, стоял невообразимый. В толчее то и дело возникали перебранки, разносчики воды — сегодня у них был на редкость выгодный день — громко предлагали освежиться; кто-то распевал псалмы, кто-то расхваливал мелочной товар, и на все это накладывалось блеяние гонимых к храму бесчисленных жертвенных животных. И над всем хаосом, от которого голова шла кругом, разлетался чистый зов серебряных труб храма, возвещавших о празднестве.

— Не потеряйся! — предупредил Марию отец, а мать крепко схватила ее за руку и привлекла поближе к себе.

Едва ли не переплетя вместе руки и ноги, они протискивались по улицам, мимо огромной римской крепости под названием Антония. которая, как сторожевой пес, маячила над храмом и храмовой территорией. Ряды римских солдат стояли на ступеньках, в боевых доспехах, с копьями наизготовку, и бесстрастно наблюдали за ликующей толпой.

В иудейские праздники римский гарнизон приводился в полную боевую готовность, поскольку это было наиболее вероятное время для возникновения массовых беспорядков и даже восстания под руководством очередного самопровозглашенного Мессии. Ключевые, центральные области Иудеи, Самарии и Идумеи находились под прямым римским управлением. Это относилось и к главной жемчужине страны — самому Иерусалиму. И хотя обычно римский прокуратор жил в приморском городе Кесария, во время многолюдных храмовых празднеств он, без всякой на то охоты, лично прибывал в священный город, дабы проследить за порядком.

Таким образом, храм охранялся римскими войсками, над святыней иудеев надзирали язычники.

Поток паломников подхватил семью Марии и все быстрее и быстрее понес к самому храму. Величайшая святыня всех иудеев мира вырастала перед ними, маня к себе верующих. Храмовый комплекс окружала мраморная стена, казавшаяся в лунах утреннего солнца ослепительно белой. Ее угловой парапет, где стояли трубачи, считался самым высоким местом во всем Иерусалиме.

— Сюда!

Илий дернул уздечку ослика и они свернули в сторону огромной лестницы, которая должна была привести их на уровень храма.

А потом и в священные пределы самого храма, к сияющей святыне.


Перейти на страницу:

Все книги серии Книга на все времена

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза