Тайная история Марии Магдалины

— Значит, дело было в самой Гергесе, а не в обители одержимых. И если ты сам не выращиваешь свиней, спрашивал ли я о них, тебя не касается.

— Я выращиваю свиней?! — Симон чуть не задохнулся от возмущения. — Да я бы ни до одной дотронуться не смог, не то что!.. Это осквернение! Да как бы мог я защищать истинный Израиль, если дошел до того, чтобы…

— Довольно! Уходи из моего дома! Я тебя не знаю. Я не приглашал тебя и ни в каком бунте против Рима участвовать не желаю, — Сильван указал на дверь.

Симон дрожал от ярости, и Мария испугалась, как бы он не напал на Сильвана или Иоиля, однако незваный гость все же совладал с собой, закрыл глаза, дал дрожи уняться и, наконец, сказал:

— Да простит тебя Господь. Когда придет час, и начнется война, и помазанный, Мессия, оглядится по сторонам и сосчитает ряды тех, кто на его стороне, вся милость Господня потребуется тем, кого он недосчитается.

— Ну что ж, мне придется положиться на Божье милосердие, — спокойно промолвил Сильван и снова указал на дверь.

Симон повернулся и вышел, так же быстро, как появился.

Все остались сидеть в недоуменном молчании.

— Сильван, — наконец очень тихо промолвила Ноема, — ты уверен, что никогда не говорил с ним?

— Никогда.

— А это правда насчет свиней? — поинтересовалась Мария, — Ты спрашивал о них?

— Может быть, я и задал пару вежливых вопросов. Они пасутся на равнине у озера, в немалом числе. Я слышал, как они хрюкали и фыркали, а их запах ощутим даже на большом расстоянии. Трудно представить себе, что такое неаппетитное с виду существо способно давать столь соблазнительное мясо. — Сильван нахмурился. — Очевидно, это ловушка. Нам нужно быть осторожными. Кто-нибудь может следить за нами. Мы должны избегать всего, что способно вызвать подозрение римлян.

— Ну а если Мессия все-таки явится? — шутливым тоном спросил Иоиль. — Надо думать, отказывая в помощи его ярым приверженцам, мы рискуем оказаться не на лучшем счету у него.

— Ох уж эта история с Мессией! — вздохнул Сильван. — Неужели эти люди не могут понять, что времена отважных борцов за свободу против тирана миновали? Рим намного сильнее, чем когда-либо был Епифан, и все эти зилоты, ревностные поборники независимости, рискуют оказаться распятыми на крестах. Я сейчас, наверное, выскажу очень непатриотичную мысль, но пусть уж Господь меня простит, потому что это правда. Так вот: будь сейчас живы все эти великие воители — Матфей, Симон, Иуда — кто угодно из славных галилейских воинов, они даже всем скопом и месяц не продержались бы против Рима.

Он помолчал.

— Сегодня мы чтим их намять. Но это всего лишь память. Повторить прошлое в наше время невозможно.

— Но Мессия… — Голос Варнавы дрогнул, — Он ведь не просто воин. Разве он не будет наделен мощью Господней?

— От него столько всего ожидается и ему приписывается столько всяких свойств, что можно перечислять их всю ночь, причем без толку, потому как одно нередко противоречит другому. Он тебе и воитель, и судия, он и демонов изгоняет. Он из рода Давидова, из колена Иудина, он наделен сверхъестественной силой, он… да всего не расскажешь.

— Боюсь, что наш народ сотворил его из собственных несбыв-шихся желаний и надежд, — поддержал его Иоиль. — Эта идея опасна, потому что она порождает таких «борцов за свободу», как Симон. А в результате Мессия, еще не появившись, создает сложности вовсе не для римлян, а именно для нас.

— Скажи, Мария, — вступила в разговор Ноема, намереваясь вернуть ту беззаботную, праздничную атмосферу, что царила в доме до появления Симона, — а вы с Иоилем не подумывали о том, чтобы назвать малыша в честь одного из Маккавеев? По времени будет подходяще.

На восьмой день Хануки, всего через несколько мгновений после того, как выгорела последняя свеча, Мария безошибочно почувствовала начало схваток. Повитуха предупреждала, что, когда они начнутся, Мария сразу сообразит, в чем дело— и не обманула. Родовые схватки ни с чем не перепутаешь.

— Время пришло, — сказала Мария, повернувшись к Иоилю и взяв его за руку. — Наконец.

Она закусила губу, однако боль, во всяком случае пока, была вполне сносной. Хотя, как Мария знала по рассказам, она может быть и нестерпимой.

Иоиль обнял жену за плечи.

— Может быть, мне послать за повитухой и родственницами? Мария села на табурет.

— Не сейчас, пока еще рано.

Ей хотелось немного посидеть с Иоилем вдвоем, пока боли не усилятся. Пусть это недолгое время принадлежит только им и младенцу.

Уже настал день, когда Иоиль отправился за повитухой, а потом известил о происходящем свою мать и мать Марии. И когда они явились, дом Марии превратился в дом рождения. Дом женщин.