28 февраля в Царский поезд прибывает последняя телеграмма, в которой военный министр генерал Беляев сообщает Царю, что положение в городе тяжелое. Мятежники овладели во всех частях города важнейшими учреждениями. Войска, под влиянием утомления, а равно и пропаганды, бросают оружие и переходят на сторону мятежников и становятся нейтральными. Беляев затрудняется указать, какое количество воинских рот осталось верными правительству. На улицах все время идет беспорядочная пальба, всякое движение прекращено; офицеров и солдат, которые отказываются демонстрировать свою солидарность с восставшими, разоружают.
С 27…28 февраля город очутился в руках подрывных и просто уголовных элементов и пьяных солдат. Очевидцы рассказывали, что в некоторых местах толпы вооруженных, большей частью пьяных солдат, матросов и евреев, врывались в дома, проверяли документы, отбирали оружие у офицеров и попутно крали, что могли.[338]
«Пьяные солдаты, без ремней и расстегнутые, с винтовками и без, бегали взад и вперед и тащили все, что могли, из всех магазинов. Кто бежал с куском сукна, кто с сапогами, некоторые, уже и так совершенно пьяные, тащили бутылки вина и водку, другие все замотались пестрыми шелковыми лентами. Тут же бегал растерянный жид-ростовщик, бабы и гимназисты. Ночью
Солдаты захватывают и раздают гражданским лицам боевое оружие, некоторые даже приторговывают им. Участники событий описывают, как воинские отряды перемешивались с толпой, в которой вели свою работу сотни революционных агитаторов и германских шпионов. «Лица горели возбуждением, убеждения бесчисленных уличных агитаторов быть с народом, не идти против него в защиту царского самовластия, воспринимались как нечто само собой разумеющееся, уже переваренное. Но возбуждение лиц солдатской массы отражало, по преимуществу, недоумение и беспокойство: что же мы делаем, и что из этого может выйти?».[340]
Да, многие солдаты осознавали, что совершают государственное преступление, но, спровоцированные на бунт, они в силу своего положения уже не могли остановиться, ибо в случае его подавления их ждала суровая кара. Вокруг них вертелось множество агитаторов. убеждавших, что воинское и государственное преступление оказывается героическим деянием, подвигом в борьбе за свободу.Деятельность государственных учреждений прекратилась. Великий Князь Михаил Александрович выехал из дома военного министра в три часа ночи, и несмотря на ночное время, не смог проехать на вокзал и был вынужден вернуться в Зимний Дворец. Беляев, оценивавший ситуацию прямо в гуще событий, полагал: «Скорейшее прибытие войск крайне желательно, ибо до прибытия надежно вооруженной силы мятеж и беспорядки будут только увеличиваться».[341]
Таким образом, у Беляева не было сомнений, что мятеж может быть подавлен военной силой.В общем, Петроград находился в руках врагов законной русской власти. Одураченные и спровоцированные на бессмысленный бунт, рабочие и солдатские массы словно забыли, что они русские и что на фронте льется кровь защитников Отечества. То, что совершалось в Петрограде, было изменой Родине, предательством интересов России. Но так ли были тогда прочны позиции изменников, разрушивших многие жизненные центры великой страны? Исторические свидетельства неопровержимо говорят, что нет. Вся сила провокации, шедшая снизу от революционеров и германских агентов, была только силой разрушения, так как основывалась на враждебном антирусском подполье и если проявляла себя, то только в других личинах. Эта сила могла способствовать разрушению, но не была способна организовать отпор законной русской власти. Еще 28 февраля решительные действия военных властей вне Петрограда могли в несколько дней подавить изменников и восстановить порядок. Один из активнейших участников переворота масон Бубликов, контролировавший тогда железные дороги, уже позже признавался: