Тайная история творений

Тешит себя безумной верой в эфемерного бога – в “один оборот колеса” рулетки, который “все изменит”, – Алексей Иванович, жаждущий “воскреснуть из мертвых” ценою удачной ставки на “красное” или “черное”:

– У меня теперь пятнадцать луидоров, а я начинал и с пятнадцатью гульденами!… Что я теперь? ZeЂro. Чем могу быть завтра? Я завтра могу из мертвых воскреснуть и вновь начать жить! Человека могу обрести в себе, пока он еще не пропал!

Предается нежным мечтаниям о будущем счастье Ихарев, лаская “Аделаиду Ивановну”, крапленую колоду-труженицу:

– Легко сказать, до сих пор рябит в глазах проклятый крап. Но зато

ведь это тот же капитал. Детям можно оставить в наследство! Вот она, заповедная колодушка – просто перл!… Послужи-ка ты мне, душенька… выиграй мне восемьдесят тысяч, так я тебе, приехавши в деревню, мраморный памятник поставлю; в Москве закажу.

Но чудо невозможно. Бог отсутствует в фишках маленьких игр и в бурлении искусственных страстей. И рушатся неизбежно сложные построения, возведенные на хрупких опорах. Три карты Германна, крапленая колода Ихарева, фальшивый бриллиант Кречинского… Роковые атрибуты игры… Причины фатальной гибели сердечно родных нам героев, для которых счастье остается недостижимым. Ибо божественная Игра – и русские классики знали это не хуже древнеиндийских мудрецов – божественно же парадоксальна. Согласно правилам величественной иллюзии и безграничногообмана, и бриллианты, и страсти должны быть до безумия подлинными. Игра не позволяет обманывать Игру. Вишну может обыграть только сам Вишну или разве что Будда, как-то раз обыгравший этого бога под деревом пипала на берегу реки Ниранджара… 

Апология беспричинного обмана

Великий французский историк Марк Блок с грустью и негодованием признавал, что к свидетельствам, к этому жизненному эликсиру истории, примешан «вредоносный яд».

Мистификация, фальсификация, подлог – вот разновидности этого яда, которым во все времена угощали историков, так сказать, антиисторики.

К последним Марк Блок относил даже Юлия Цезаря, который в свои знаменитые «Записки о гальской войне» сознательно вплел множество искаженных и недостоверных фактов. При этом сам Цезарь, надо заметить, всегда оставался в представлении Блока фигурой в высшей степени достоверной. «Нельзя найти что-либо более несокрушимое, – уверял историк, – чем фраза: «Цезарь существовал в действительности, а не являлся плодом фантазии тех, кто описал его жизнь».

На это, конечно, можно было бы возразить, что достаточной несокрушимостью обладает и такая фраза: «Некоего Цезаря, фантастически развратного и чудовищно алчного полководца, первоначально измыслил в припадке ядовитого задора поэт Катулл, чью выдумку подхватили Святоний, Тацит и Плутарх».

Но серьезный историк никогда бы не принял подобного возражения. В лучшем случае он назвал бы его искренним заблуждением, в худшем – заведомой ложью, в еще худшем – агностицизмом, релятивизмом и прочими укоризненно-научными словами, которыми обозначается род философского недоверия человеческим знаниям. Никакой объективной исторической истины, утверждали проповедники этого недоверия (Шопенгауэр, Ницше, Лев Шестов), не существует. Во всяком случае познать ее невозможно. Да и не нужно. Ибо истина бесполезна для полноценной жизни в мире – в мире, который, быть может, каждому из нас (и каждому на свой манер) воображается, снится, представляется, настойчиво разворачивается в нашем единственно достоверном сознании, которое причастно божественной воле и потому способно отчетливо сфантазировать даже такой абсурд, как историческое прошлое, якобы без нас существовавшее в некоей автономной действительности.

Ее-то, эту неистово суверенную, ни от кого и ни от чего не зависящую действительность, и обожествлял классический европейский ученый Марк Блок, сочинивший в средине XX столетия свой самый вдохновенный труд: «Апология истории».

«Апология» – значит «защита». «История» – значит «история», «научная дисциплина». Но историк защищал не просто историю. Он защищал саму возможность достоверного познания прошлого, то есть действительности. Действительности редчайшего свойства – исчезнувшей, призрачной, эфемерной, известной нам лишь по некоторым свидетельствам. Да, но свидетельства всегда «отравлялись ядом».