Тайная история Владимира Набокова

Кинбот перемежает рассказ о коммунистической революции, которая положила конец его счастливому правлению, бытовыми сценами, надерганными из литературы, истории и даже фильмов братьев Маркс. В комментарии особое внимание уделено королевской генеалогии, цареубийству, гомосексуальным устремлениям и педофилии Кинбота и его мастерству в пинг-понге. Драматическое описание побега Кинбота из Земблы занимает около тринадцати страниц романа. Свергнутый король добирается по туннелю за кулисы театра, потом едет в гоночной машине по горам, пересаживается на корабль и наконец прибывает в Париж.

Кинбот преподает в том же университете, что и Шейд, но живет совсем в другом, фантастическом мире. Ему слышатся голоса, мерещатся заговоры, и стихи Шейда в его интерпретации искажаются до неузнаваемости. Поэму о любви к жене и самоубийстве дочери Кинбот превращает в хронику истории Земблы.

Обитатели студенческого городка сплетничают за спиной Кинбота и в глаза называют его сумасшедшим, хотя у него и без их стараний развивается паранойя. Полученную записку – что у него пахнет изо рта, Кинбот толкует как свидетельство, что кто-то догадался о его галлюцинациях. Рассказчик мечтает, чтобы у Шей-да случился сердечный приступ, и тогда бы он, Кинбот, утешил друга в беде.

Похоже, Шейд единственный, кто сочувствует Кинботу; даже жена поэта избегает Кинбота и спешит выставить его за порог. По ходу повествования дела у бывшего короля идут все хуже, от него съезжают юные квартиранты. Остальные персонажи в книге понимают, до чего он нелеп, читатели прекрасно видят, насколько он жалок, и только сам он ни о чем таком не подозревает.

Тем не менее Кинбот, как и Пнин, – не просто комичный персонаж. Да, он, разумеется, странен и экстравагантен: левша, увлеченный настольным теннисом, он безуспешно пытается сблизиться с молодыми студентами колледжа, где преподает, и преодолеть патологическую тягу к юным мальчикам. Но если отвлечься от королевских замашек и самовозвеличивания Кинбота, становится понятно, что его вымысел пронизан горем. Лжемонарх мечтает о самоубийстве и освобождении от ужаса, который его преследует. Он пишет об искушении покончить с собой, но держится, ибо его долг проследить, чтобы историю Земблы записали для потомков.

Одержимость Кинбота поэмой друга сродни увлеченному набоковскому комментированию «Евгения Онегина». Отчаяние, в котором монарх покидает родину, сродни драме самого Набокова. А вот Зембла дешифровке не поддается, – и, похоже, так и было задумано. Когда перед публикацией романа встал вопрос, как подать «Бледный огонь» в прессе, Вера от имени мужа отправила издателю список, в семи пунктах которого указывалось, что можно и что нельзя говорить о фантастической земле. Набоковы в особенности противились тому, чтобы Земблу называли «несуществующей», объясняя: «Никто не знает, никому и не следует знать – даже Кинбот едва ли знает, – существует ли Зембла на самом деле».

Так что же такое Зембла? Настоящая страна – или плод воображения помешавшегося от тоски Кинбота? В одной из первых рецензий на «Бледный огонь» обозреватель New Republic Мэри Маккарти писала о «реальной Новой Земле – островах в Северном Ледовитом». Действительно, на старых европейских картах эти острова так и обозначены – Nova Zembla. Маккарти же отметила, что несколько столетий назад Александр Поп использовал слово Zembla по отношению к этим островам и в качестве метафоры чужого и далекого Севера[16].

В течение пятидесяти лет читатели увлеченно разбирали книгу по косточкам, но никто так и не догадался, что сумасшедший рассказчик «Бледного огня» не первый король Земблы. За несколько столетий до того, как Набоков загорелся безумным Чарльзом Кинботом, этот титул носил реальный человек, у которого был свой мучительный побег из королевства, одновременно реального и вымышленного, – и похоже, Набоков прекрасно о нем знал[17].

4

Из трех экспедиций на Новую Землю, совершенных бесстрашными голландскими мореплавателями в конце шестнадцатого столетия, первая оказалась успешной, вторая – нет, а третьей везения и неудач досталось поровну. Всеми тремя руководил Виллем Баренц, мечтавший найти Северо-Восточный торговый путь из Европы в Китай. В первое плавание морякам удалось выйти в неведомый доселе океан и достичь северной оконечности архипелага. Во втором путешествии команда потеряла одного из матросов, на которого напал невесть откуда взявшийся белый медведь, и застряла во льдах на южном краю Новой Земли.