Тайная история Владимира Набокова

Той ночью в гостинице Набоков подводит героя, а с ним и читателя, к самому порогу осуществления темных фантазий. Но девочка вдруг просыпается, и план отчима рушится. Он выскакивает из номера в поисках смерти, и автор исполняет его желание, посылая навстречу огромный грузовик.

«Волшебник», безусловно, несет в себе зерно замысла, позднее осуществленного в «Лолите». Фондаминскому и еще троим друзьям повесть была прочитана в полутемной комнате за плотными занавесками, под лампой, на которую по правилам военного времени надели абажур из синей обертки для сахара – светомаскировка от немецких авиаударов. Набоков предложил повесть в «Современные записки», затем еще в одно издание – все впустую: война поставила на грань разорения всех издателей.

С ее началом над русским эмигрантским сообществом захлопнулась гробовая крышка. Сеть связей между редакциями, от Берлина и Парижа до самого Китая, постепенно истончаясь, наконец лопнула.

В дни, когда русское зарубежье доживало последние дни, Набоков изощренно разыграл вечного своего критика Георгия Адамовича. Написав несколько стихотворений под псевдонимом «Василий Шишков», Набоков опубликовал их в солидном журнале. Адамович, понятия не имевший об авторстве Набокова, напечатал восторженный отзыв; по его мнению, стихи возвещали пришествие «великого поэта».

Через несколько месяцев в том же журнале появился короткий рассказ Набокова, озаглавленный «Василий Шишков». Заглавный герой, талантливый молодой поэт, дважды встречается с рассказчиком, после чего исчезает. Стихи, изданные под псевдонимом вместе с рассказом, который Набоков подписал своей фамилией, не оставляли сомнений: все это литературная мистификация, имеющая целью доказать, что Адамович предубежден против творчества Набокова.

Последний не скрывал своей радости, что проделка удалась. Но Марк Алданов отчитал Набокова: война – не лучшее время для хулиганства, – и напрасно. Войну Набоков запечатлел даже в пустячном, казалось бы, рассказе – парой штрихов, но тем не менее. Пока на первом плане рассказчик встречается с вымышленным поэтом, на втором оба раза появляется группа немецких беженцев, которые обсуждают, как бы раздобыть французские визы и паспорта.

Поэт Шишков поясняет рассказчику свой творческий метод. Повсюду столько «страдания, кретинизма, мерзости, – говорит он, – а люди моего поколения ничего не замечают, ничего не делают, а ведь это просто необходимо, как вот дышать или есть. И поймите меня, я говорю не о больших, броских вещах, которые всем намозолили душу, а о миллионах мелочей, которых люди не видят, хотя они-то и суть зародыши самых явных чудовищ». Эта строчка – не лучшее ли объяснение того, какое место отведено Набоковым постоянно присутствующему в его творчестве историческому фону?

Когда русских читателей Набокова вновь разбросало по миру ураганом истории, он понял: придется искать себя в англоязычной литературе, продолжая линию, начатую «Себастьяном Найтом». Но одно дело взять на вооружение английский и совсем другое – распрощаться с русским. Когда Стэнфордский университет уже объявил о намерении пригласить господина Набокова прочесть летний курс по русской литературе, тот продолжил с неистовым рвением писать на родном языке, словно хотел изжить этот порыв. Параллельно с «Волшебником» он засел за оставшийся незаконченным роман «Solus Rex». Две сохранившиеся главы были позднее опубликованы по отдельности.

Парижская весна 1940 года и дарила надежду, и пугала. Предыдущее бегство Набокова ознаменовалось пулеметной очередью вслед его кораблю. Тогда рядом с ним был отец – а теперь он сам отвечал за маленького сына. Удастся ли им спастись?

В результате неприятного похода в префектуру Вера узнала, что паспорта Набоковых, поданные для получения разрешений на выезд, утеряны. Найти их помогла вовремя предложенная взятка в двести франков: оказалось, документы попали в другой департамент. Терзаемая страхом, что их арестуют за подкуп чиновника, Вера все-таки послала Владимира забирать паспорта и разрешения на выезд. 23 апреля Набоковым наконец открыли американские визы.

Впрочем, даже с документами на руках выехать было не так-то просто: билеты стоили баснословных денег. И тут отец еще раз пришел на помощь сыну: о деятельности В. Д. Набокова в защиту русских евреев не забыл Яков Фрумкин, глава организации, помогавшей еврейским переселенцам в Нью-Йорке. Фрумкин сумел забронировать для Набоковых три места на судне, которое должно было покинуть Францию в конце мая, и добиться половинной скидки на билеты. Но даже на таких условиях необходимые пятьсот шестьдесят долларов представлялись чем-то вроде сказочного сокровища, о котором писателю-беженцу приходилось только мечтать.

Помогли еврейские семьи, и раньше неоднократно выручавшие Набокова деньгами. Кроме того, Владимир провел прощальные чтения, после которых недостающую сумму с миру по нитке собрали другие члены эмигрантского сообщества.