Тайная каста Ассенизаторов

Уныло убираю, птицу выкидываю за окно, со стеклом вожусь долго, успеваю порезаться. Наконец-то чисто. Успокаиваю кота, забираю к себе в постель, он пригрелся, урчит. От окна ощутимо веет холодом. Натягиваю одеяло на подбородок. Из пластыря просачивается кровь, утираюсь салфеткой. Честно пытаюсь заснуть.

Кот залезает на меня, вытягивается на груди, мурлычет. Странно. Он так делает всегда, когда я болен. Но я, вроде, здоров.

В сон погружаюсь стремительно, словно в бездну, успеваю, лишь напоследок, заметить две желтые луны кошачьих глаз, он не сводит с меня взгляда.

Мне снятся невероятные сны, в цвете. Множество незнакомых лиц, одно событие перекрывает другое. Одним слово — каша.

Просыпаюсь рано. В коридоре гребёт кот, наверное, нагадил в свой тазик. Встаю. Ежусь от утреннего холода, занавеска развивается на ветру. Надо бы сегодня стекла заказать. А они такие дорогие!

Странно, но состояние бодрое, пятки не ноют. Неужели йодная сетка помогла? Подбородок не болит, срываю пластырь, щупаю, рана затянулась. Мелочь маленькая, а приятно. Накануне думал, как же буду бриться? Привожу себя в порядок, с удовольствием бреюсь. Завтракаю голым чаем, коту сыплю с горкой Хилса. Что делать буду? Сантехником быть уже не хочу. Что я умею? Конструировать дизеля. Нужно это сейчас? Нет. А, что востребовано? Продажи. Различные, от продуктов питания, до ширпотреба. Купил, продал, вновь купил, вновь продал. Идея хлещет интеллектом как из помойного ведра. Может на завод устроиться? Нет их. А, что есть? Множество супермаркетов, в одном только нашем районе — четыре штуки. А так же, ларьки, павильоны и море аптек. Всюду торгуют, торгуют. Откуда деньги у людей есть, чтоб всё покупать? Воистину, страна загадок. Ладно, уж, пройдусь по городу, поразмыслю, может, всплывёт идея.

Выхожу во двор. Раннее утро. Незнакомая дворничиха самоотверженно метёт двор. Листья выпархивают из метлы и перелетают чуть дальше и толку от уборки никакого. Улыбаюсь. Здороваюсь. Она окидывает меня внимательным взглядом.

— Новенький? — неожиданно спрашивает она.

— Старенький, — буркаю я и пытаюсь быстрее скрыться. Знаю эту породу, дай только зацепиться, не отцепишь. Расскажут всё. И о внуках, о детях, о соседке Груне и т. п.

— Да какой же ты старенький?! — дворничиха громко смеётся, показывая редкие зубы.

Спешу убраться со двора, чтоб не провоцировать поток красноречия.

— Хватит копаться в унитазах, иди работать ассенизатором! — догоняет её старушечий голос. Спотыкаюсь, оглядываюсь через плечо, дворничиха усердно разносит мусор в разные стороны. Показалось, что ли?

Спускаюсь к кинотеатру "Россия", рядом площадь забита до отказа павильонами, снуют продавцы, укладывают различные товары. В одной из женщин узнаю бывшую учительницу сына. Не стал подходить, она стесняется своей новой работы.

По бокам площади громоздятся большегрузные автомобили. Несколько в отдалении стоит группа носатых кавказцев. Осанки гордые, животики кругленькие — хозяева жизни. Говорят на непонятном языке, прикрикивают на грузчиков. Всё у них хорошо. Я рад за них. Вот только кулаки почему-то сжимаются.

У выхода из рынка, двое постовых прицепились к старой женщине. Торгует свежим луком в неположенном месте. Она пытается доказать стражам порядка, что у неё нет денег купить себе место на рынке, выручки от лука едва хватает на хлеб. Вижу, всё же тяжело поднимается, прихватывает с собой разбитый ящик, свой прилавок и, вздыхая, уходит. Кавказцы смотрят на неё, посмеиваются:- Жэнщин, почём лук?

Она оживляется:- Сынки, по гривне пучок.

— Нэ надо, мы шутэм, у нас есть целая машина, — смеются они.

Подхожу к ней:- Продайте лук.

— Гривна за пучок, — неуверенно говорит она.

— А сколько у вас его?

— Десять пучков наберу.

— Давайте все.

— Вы, правда, купите?

— Люблю я его. А он у вас, такой свежий.

— Так только сорвала. Он без нитратов, сынок, — оживляется она. Я верю ей, а вот столько лука, конечно, мне не нужно. Засохнет в холодильнике. А, пусть сохнет!

— Мужчина, — оживляются кавказцы, — зачэм такой плахой бэрёшь, посмотры какой кароший у нас.

— От него нитратами за версту прёт, — я сплёвываю на пол.

— Зачэм, обижаешь?

— Обидишь вас, — отворачиваюсь, ухожу.

Женщина бегом семенит с рынка, боится, что я передумаю. А в моей душе как море разливается горечь. До чего довели народ. Почему так? Ведь неплохие, в общем, люди, работящие, горы свернуть могут. Не дают. Кто? Может, душу испортили? Чем? Верой, что ты раб? Очень похоже. Мысли проносятся в голове, как камни с горы. Как хочется всё перевернуть, вытряхнуть "мусор", навести порядок.

За пазухой вибрирует мобильник:- Слушаю.

— Тебе не надоело бездельничать! Что тебе Дарьюшка сказала? МЕНЯЙ РАБОТУ!

— Кто говорит? — я узнаю вчерашний с хрипотцой голос.

— Да, какая тебе разница. Слушай, что тебе говорят!

— А не пошёл бы ты! — от такой наглости я теряюсь, уже почти выключаю мобильник, но слышу заключительную фразу, прежде, чем нажимаю на кнопку.

— Пускай тебе режут на ногах жилы! Спасать больше не буду! Не стану за тебя просить императора Траяна! — говорит он непонятные слова.