Тайная каста Ассенизаторов

Осман смотрит на меня, словно бык, который увидел соперника. Это у него так всегда проявляется сильное волнение.

— Что вам сказать, ребята, конечно, ничего хорошего в этом нет, — вспоминаю Отстойник, где томятся души и праведников и грешников — результат крушения Равновесия. — Чует моё сердце, придётся лезть в заброшенное метро. Есть ощущение, отступник пошёл на сговор с низшей нечистью, метро хорошее для них убежище, необходимо собрать много серебра для пуль, — вздыхаю я, мне так не хочется плавить драконью вазу.

— С серебром проблем не будет, — лицо Ли озаряет радость, — на свалке самолётов тонны серебра, все высокочастотные кабеля имеют жилы из серебра, мы же сами цепочки из них плели, — Ли снимает с шеи ажурную цепочку.

— Вот это да! — Катя выхватывает её из его рук. — Какая красивая!

— Дарю, — мягко улыбается Ли. Он уже не боится Катиного взгляда.

— Эдик, сможешь изготовить пули из серебряной проволоки?

Он чешет бороду, хмыкает:- Куда я денусь, Кирилл.

Расходимся поздней ночью, опять не выспимся, а ведь завтра, как обычно, насыщенный день. И ещё, необходимо предстать перед очами нашего шефа. Ловлю себя на мысли, эта неминуемая встреча меня пугает. Белов Леонид Фёдорович не просто оборотень, в этом я не сомневаюсь, он существо иного рода. Дарьюшка и он, где-то одного уровня, и словно ведут они шахматную игру, но в ней правил нет, есть лишь фигуры. Интересно, кто я там, офицер, лошадь или пешка? А кто король? Кем является генерал Щитов? Вопросов много, ответов нет. Но в любом случае, необходимо спрыгнуть с шахматной доски и как можно быстрее.

Все ушли, сижу один. Рита хотела остаться, но, что-то воспротивилось в душе, теперь знаю, что именно, моя душа томится по Стеле. Катаю по столу свой камень, он мягко светится, словно печалится вместе со мной.

— Вот как бывает, — обращаюсь к нему, — необдуманно поступил, совершил ошибку и как мне разбить этот узел?

По камню ползут алые линии, как артерии наполненные кровью. Глажу тёплую поверхность, и становится мне легче, будто поддерживает он меня.

Утро в общаге начинается с хождения жильцов по коридору. Хлипкая дверь легко пропускает все звуки, просыпаюсь, встряхиваюсь как собака, выгоняя остатки сна, обречённо иду умываться, впереди новый день.

На улице всё замело снегом, тихо и морозно, почти декабрь. Иду в свою роту, надо показаться на глаза капитану Бухарину, да и взять сапоги у прапорщика Бондара, по таким сугробам в ботинках замучаешься ходить, носки постоянно мокрые.

Из-за рта вырывается пар, скрипит под ногами, чисто вокруг, снег скрывает всю грязь. Вот так и некоторые люди, под внешней благочестивостью, прячут свои грязные помыслы, не даром говорят: чужая душа — потёмки. А ведь нам придётся разгонять тьму, иначе тьма, разгонит нас. Права Дарьюшка, приближается война, идёт приготовление войск и с одной стороны и с другой. И ещё неизвестно, что хуже, потусторонняя нечисть нападёт на людей или люди на людей. Как я недавно заметил, даже упыри имеют сострадание к себе подобным, но не человек к человеку. Сколько он накопил оружия и изобретает ещё более смертоносные системы уничтожения. Точно, скоро озарится Земля десятками тысяч ядерных зонтиков, Отстойник долго пустовать не будет.

В роту прибыл раньше капитана Бухарина, бойцы уже пробежались по утреннему снегу, толпой заходят в казарму, там гудит басом прапорщик Бондар, даёт указание Мурсалу Асваровичу. Каптёр нагрузился простынями, с пониманием кивает, словно они обсуждают некую военную хитрость, замечает меня, смуглое, величиной с казан, лицо озаряется улыбкой. Прапорщик Бондар оборачивается, окидывает меня хмурым взглядом.

— Здравствуй, Кирилл Сергеевич. Мурсал! — так же хмуро обращается к каптёру, — помнится у тебя, сапоги хромовые завалялись, принеси товарищу старшему лейтенанту.

— Спасибо, товарищ прапорщик, — с чувством говорю я.

— Как отдохнул? — смягчается Бондар.

— Энергично.

— Ну, ну, — он неожиданно улыбается, — принимай роту, капитан Бухарин в отъезде.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите строить роту на завтрак! — отдаёт честь сержант Ли, в раскосых глазах радость, из-за рта конкретно пахнет чесноком.

— Строй, — рассеяно говорю я, — ты бы рот прополоскал.

— Не помогает, — щурится Ли, — вчера целую головку чеснока съел. Зато, ночью, к нам никто не пристал, — шутит он. — Рота стройся! — орёт он.

— Ключи от кабинета командира, — протягивает связку прапорщик. — Да, к тебе три дня назад, двое мужчин на КПП приходили, утверждали, что твои друзья. О тебе всё выспрашивали. Сказал, что ты в командировке.

— Как они выглядят? — холодея, спрашиваю я, уже знаю кто это. Вот настырные!

— Высокие, в длинных пальто, бородки, как у священников, но, слишком молодые для них. Глаза нехорошие, цепкие, холодные, как у фанатиков. Сознаюсь, даже в моём сердце прошёл трепет. Что за люди? — прапорщик Бондар внимательно смотрит на меня.

— Большие крысы, — говорю одеревеневшими губами.

— От крыс необходимо избавляться, не води с ними отношения, — назидательно прогудел прапорщик Бондар.