Тайная лавка ядов

Он осушил половину графина воды, пока я стояла у стены столовой, дожидаясь, чтобы можно было унести тарелки.

У госпожи округлились глаза. Она коснулась бледно-желтой ленты на шнуровке корсажа; мне показалось или у нее дрожала рука?

– Дорогой, ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она.

– А что, похоже? – огрызнулся мистер Эмвелл. Он подергал нижнюю губу, которая опухла и покраснела. – У меня во рту все горит, ты что, перца положила?

Он промокнул каплю подливки, упавшую на подбородок, и салфетка выпала у него из руки на пол. Я видела, я так ясно видела: его ярость загустевала, становясь чем-то вроде страха.

– Нет, сэр, – ответила я. – Я ее сделала как всегда. Молоко уже почти скисло.

– Думаю, проклятое молоко уже скисло. – Он закашлялся и снова схватился за горло.

Госпожа поковыряла яичницу с подливкой на своей тарелке и осторожно положила кусочек в рот.

– Да будь оно проклято! – Он оттолкнул тарелку и встал, его стул упал на пол, задев чистейшие занавески в маргаритках. – Меня сейчас стошнит, девочка! Унеси это!

Я бросилась к столу и схватила тарелку, с радостью увидев, что он съел одно яйцо полностью, а второе наполовину. Нелла обещала, что хватит и одного.

Мистер Эмвелл поднялся по лестнице, его шаги эхом отдавались в столовой. Мы с госпожой молча посмотрели друг на друга, и, должна признаться, отчасти я была удивлена, что план вообще сработал. Я пошла на кухню, быстро вытерла тарелку и сунула ее в мутную мыльную воду.

В столовой госпожа так и сидела над тарелкой. Слава богу, госпожа казалась совершенно здоровой, но мистера Эмвелла так громко рвало наверху, что я задумалась, не убьет ли это его до того, как подействует сам яд. Я никогда не слышала таких позывов, таких стонов. Сколько это может продлиться? Нелла мне не сказала, а я не додумалась спросить.

Прошло два часа. Если бы миссис Эмвелл так и продолжала прятаться за письменным столом внизу, где мы вдвоем занимались письмами, которые вовсе не нужно было писать, будто ничего не происходило, это вызвало бы подозрения.

Все знали, что мистер Эмвелл много пьет и что много дней и ночей промучился, уткнувшись головой в ночной горшок. Но дело было в том, что он никогда так мучительно не стонал; сегодня все выглядело иначе, и, думаю, многие в доме это заметили. Мы с госпожой вместе поднялись его проведать, и, поняв, что муж лишился дара речи, госпожа велела послать за доктором.

Доктор тут же объявил, что состояние мистера Эмвелла опасно, заметив, что живот пациента раздулся и спазмирует так, как прежде ему не доводилось видеть. Доктор пытался объяснить это госпоже странными врачебными словами, которых я не понимала, но спазмы видели все, у мистера Эмвелла будто зверь бился в животе. Глаза его были налиты кровью, он не мог уследить взглядом даже за пламенем свечи.

Пока доктор и моя госпожа стояли и тихо разговаривали, мистер Эмвелл повернул голову с пустыми черными дырами вместо глаз и посмотрел прямо на меня, прямо мне в душу, и, клянусь, в это мгновение он знал. Я подавила крик и бросилась прочь из комнаты, как раз когда доктор прощупывал пах пациента, вызвав у него такой глубокий первобытный вой, что я побоялась, это дух мистера Эмвелла только что отлетел.

Только хриплое обрывистое дыхание – которое было слышно из коридора, где я стояла, вся дрожа, – говорило о том, что этого не произошло.

– Его мочевой пузырь готов лопнуть, – сказал доктор миссис Эмвелл, когда я выходила из комнаты. – Такое бывало прежде, вы говорите?

– Много раз, – ответила госпожа.

Это не было ложью, и все-таки она солгала. Я прислонилась к стене коридора, возле двери, в прохладной чернильной темноте, прислушиваясь к словам госпожи и задыханию ее умирающего мужа.

– Он подвержен пороку пьянства.

– Но такое вздутие живота нетипично…

Доктор умолк, и я представила, как он обдумывает этот странный случай и решает, не позвать ли констебля. Умирающий мужчина, его красавица-жена. Доктор заметил пустые бутылки из-под бурбона, которые мы разбросали внизу нарочно, чтобы его одурачить?

Я шагнула вперед, не в силах сдержать любопытство, и заглянула в приоткрытую дверь. Доктор скрестил руки, побарабанил пальцами и подавил зевоту. Я задумалась, не ждет ли его самого дома красавица-жена, у которой почти готов ужин. Доктор поколебался, потом сказал:

– Стоит послать за священником, миссис Эмвелл. Безотлагательно. Он не переживет эту ночь.

Госпожа прикрыла рот рукой.

– Господи, – выдохнула она с неподдельным изумлением.

По приказу госпожи я проводила доктора до двери. Потом, заперев парадную дверь, обернулась и увидела, что она стоит и ждет меня.

– Давай вместе посидим у огня, – прошептала она, и мы пошли туда, куда всегда уходили. Она накрыла наши ноги одеялом, достала блокнот и стала диктовать письмо к матери, в Норидж. – «Матушка, – начала она, – мой муж тяжело заболел…»