Тайная лавка ядов

– Я увольняюсь с фермы, – сказала я.

Джеймс замер с кусочком картошки у рта. Положил вилку.

– Кэролайн, столько всего случилось. Ты точно не хочешь…

Я поднялась с кровати, встала во весь рост. Я не могла снова оказаться жертвой этих увещевательных разговоров.

– Дай мне договорить, – тихо сказала я. Выглянула в окно, взглянула на силуэт Лондона. Панорама старого на фоне нового: в модных витринах отражался перламутрово-серый собор Святого Павла, красные туристические автобусы пробегали мимо старинных достопримечательностей. Если последние несколько дней меня чему и научили, так это тому, как важно проливать новый свет на старую правду, таящуюся в темных углах. Эта поездка в Лондон – и то, что я нашла голубой флакон и аптекаря – вытащила на свет все.

Я отвернулась от окна и взглянула на Джеймса.

– Мне нужно выбрать себя. Поставить себя на первое место. – Я помолчала, скрестила руки. – Не твою карьеру, не нашего ребенка, не стабильность и не то, чего от меня хотят другие.

Джеймс напрягся.

– Я не вполне улавливаю.

Я посмотрела на свою сумку, в которой лежали две статьи об аптекаре.

– Я в какой-то момент утратила часть себя. Десять лет назад я представляла себе что-то совсем другое, и боюсь, я от всего этого отказалась.

– Но люди меняются, Кэролайн. Ты выросла за последние десять лет. Выбрала верные приоритеты. Меняться нормально, и ты…

– Меняться нормально, – перебила его я, – но ненормально прятать и хоронить часть себя. – Я не думала, что нужно ему напоминать, как он сам скрыл кое-что о себе, но сейчас мне было не до другой женщины. Разговор шел о моих мечтах, а не об ошибках Джеймса.

– Хорошо, ты хочешь уйти с работы и не ждать, пока появится ребенок. – Джеймс судорожно вдохнул. – Что ты собираешься делать?

Я чувствовала, что он говорит не только о моей работе, но и о нашем браке. И хотя тон у него был не снисходительный, голос звучал скептически – точно как десять лет назад, когда он впервые спросил меня, как я собираюсь искать работу с дипломом историка.

Сейчас я стояла на развилке и не хотела оглядываться на путь, который прошла, – путь, усыпанный однообразием, самонадеянностью и ожиданиями других людей.

– Я собираюсь перестать прятаться от правды, а правда в том, что моя жизнь не такая, как я хочу. И чтобы это сделать, – я помедлила, зная, что как только скажу то, что собиралась, взять эти слова назад уже не получится. – Чтобы это сделать, мне нужно быть одной. Я не про еще восемь дней в Лондоне. Я имею в виду одной в обозримом будущем. Я собираюсь подать на раздел имущества.

У Джеймса вытянулось лицо, он отодвинул поднос с обедом.

Я снова села рядом с ним и положила руку на белую простыню, теплую от его тела.

– Наш брак слишком многое маскировал, – прошептала я. – Тебе явно нужно со многим разобраться, мне тоже. Мы не можем сделать это вместе. Иначе окажемся на той же дороге, станем совершать те же ошибки, которые нас сюда и привели.

Джеймс закрыл лицо руками и принялся качать головой.

– Поверить не могу, – сказал он сквозь пальцы, из его руки торчала трубка капельницы.

Я обвела рукой полутемную стерильную палату.

– В больнице ты или нет, я не забыла, что у тебя был роман, Джеймс.

Он не отнял рук от лица, поэтому я едва разобрала, что он ответил.

– На смертном одре, – пробормотал он, а через мгновение добавил: – Что бы я ни делал…

Он замолчал, больше я ничего не расслышала.

Я нахмурилась.

– Что значит «что бы ты ни делал»?

Он наконец убрал руки от лица и посмотрел в окно.

– Ничего. Мне просто нужно… время. Много всего нужно переварить.

Но он как-то нерешительно на меня смотрел, и тихий внутренний голос велел мне копать дальше. Я чувствовала, что он не до конца откровенен, точно он что-то сделал и не получил желаемого результата.

Я вспомнила флакон с эвкалиптовым маслом, предупреждение о токсичности на этикетке. Вопрос пришел, словно порыв холодного воздуха. И, понимая, каким несправедливым окажется обвинение, если я ошибаюсь, я заставила себя выговорить:

– Джеймс, ты нарочно проглотил масло?

Эта мысль не приходила мне в голову, но сейчас я от нее задохнулась. Могло ли быть так, что я прошла через полицейский допрос и страх, что мой муж умрет, из-за того, что Джеймс нарочно проглотил токсин?

Он повернулся ко мне, его глаза были затуманены виной и разочарованием. Я видела такой взгляд совсем недавно: у него было такое же лицо, когда я нашла его телефон с уличающими сообщениями.

– Ты не понимаешь, что выбрасываешь, – сказал он. – Все можно исправить, все, но только если ты меня не оттолкнешь. Пусти меня обратно, Кэролайн.

– Ты не ответил.

Он вскинул руки, и я вздрогнула от неожиданности.

– Какая теперь разница? Все, что я делаю, выводит тебя из себя. Что с того, что я еще раз облажался? Внести это в список.

Он пальцем поставил в воздухе галочку. Признание, следующее сразу за его неверностью и незваным приездом в Лондон.

– Как ты смеешь, – прошептала я, и мой тон выдал, какая ярость меня охватила. Потом я задала вопрос, который задавала себе уже не первый день: – Почему?