Тайная Миссия

— Т-т-триффан? — позвал Комфри, когда его брат вышел из темноты после своего долгого пути. — В самом деле Триффан!

И все кроты, бывшие при этом, тоже залились слезами радости, когда братья, столько лет тосковавшие в разлуке, стали ласково похлопывать друг друга лапами, дружески тереться рыльцами и обмениваться словами любви и радости.

— У тебя появилось несколько новых морщин, да-да! — проговорил Триффан.

— У тебя т-т-тоже! — отвечал Комфри.

И они смеялись, и шутили, и превозносили Камень за то, что с его благословения они вновь вместе.

Когда слова первого приветствия были произнесены, Триффан представил своих спутников.

— Это Спиндл с Семи Холмов, он был мне другом и советчиком в течение всего долгого пути из Аффингтона; а это Скинт, который...— И так были представлены все, один за другим: все надежные, все целые и невредимые, все близкие и верные друзья. Были представлены все, кроме одного крота, который удалился.

Затем наступила другая череда представлений: Комфри познакомил друзей Триффана с присутствующими кротами системы, сказав в заключение:

— И, наконец, последняя, но не менее значительная персона, даже самая важная из всех, — мой дорогой друг Монди, которая встретила вас и привела к нам домой! Вот так! — произнес Комфри, радуясь, что Монди рядом с ним. — Вот так!

И, дотрагиваясь друг до друга, Комфри и Монди смеялись и были похожи на любовную пару, но ведь это была Самая Долгая Ночь, и кроты и кротихи, все вообще, имели право веселиться вовсю и радоваться.

— Если вы все сказали, — заявил Скинт, — мне бы не хотелось показаться невежливым, я приношу поздравления с праздником и все такое, — но нет ли у вас какой-нибудь еды?

Еда! Ее было полно! И песни! Их тоже было очень много! И истории, масса историй, которые надо было рассказать! И опять еда! Много, много, еще и еще!

— Вниз, кроты, все вниз! — крикнул Комфри. — У нас будет такая Самая Долгая Ночь, какую никто не забудет!

А когда они спустились в зал, они увидели, что там уже был один крот, он свернулся в самом удобном уголке и жевал самого сочного червяка в окружении восхищенных юнцов.

— Какое удовольствие и какое еще удовольствие впереди! — воскликнул этот крот, широко и обезоруживающе улыбнувшись. — Я устал и спустился сюда, подумав, что чем раньше я это сделаю, тем лучше, господин! Вот так. Нет лучшей норы, нет лучшей молодежи, и такой бедный крот, как я, редко видел, а тем более ел лучшего червяка в Самую Долгую Ночь, до сих пор этого не бывало никогда!

— Кто это? — спросил Комфри, изумленный поведением этого странного крота.

— Мое имя Мэйуид, и я — самый желанный гость! — заявил Мэйуид, виновато поглядывая на Триффана.

Тут все рассмеялись и велели Мэйуиду оставаться в своем удобном уголке, добавив, что, раз уж он первым съел червя, будет только справедливо, если он расскажет первую историю; Мэйуид вовсе не собирался этого делать, но, если все настаивают, он, пожалуй, попробует; если это их порадует, да, он попробует, попробует!

Вот как получилось, что, когда кроты Данктона и спутники Триффана нашли каждый себе место в дружеской обстановке теплого, битком набитого зала, именно Мэйуид — изгнанник, чудом уцелевший Мэйуид — начал первый рассказ, и начал его традиционно (или почти традиционно):

— От моего сердца, господа и дамы, к вашему сердцу. Говорить я буду и расскажу о том, как бедный крот, некогда тощий, а теперь ставший пожирнее, некогда больной, а теперь поздоровевший, некогда одинокий, а теперь окруженный друзьями, — как этот крот, родившийся на склонах далекого Бакленда, шел дорогами разными и трудными, тайными и необычными, господа и дамы, долго шел к загадочной системе, где он и все мы тоже сейчас находимся, системе, которая расположена здесь и называется Данктон; вот о чем я расскажу своими простыми словами, если вы будете слушать...

— Да! Да! Будем! — засмеялись многие. Одни жевали, другие вздыхали, третьи прижимались к тем, кто им нравился. Комфри улыбался Триффану, а Монди улыбалась им обоим.

— Так вот, милостивые господа (а также не забыть бы и дам), я начинаю...

И Мэйуид был первым в ряду рассказчиков, и едва ли многие системы в кротовьем мире могли похвалиться в эту ночь такими историями, и никто никогда не мог позабыть их.

Глава двадцать вторая

И все же, когда истории были рассказаны, Самая Долгая Ночь кончилась и возбуждение, вызванное возвращением Триффана и его спутников, улеглось, Комфри понял, что инстинкт не обманул его: приход Триффана предвещал для системы беды, а быть может, и кровопролитие.