Утверждали, будто, находясь там, Сцирпас заново переписал свою «Книгу о Слове». Он включил в нее еще ряд мрачных предсказаний о конце эры Камня и о наступлении эры Слова. «И придет глад, и распри; и начнутся шатание и раскол; за ними же всех обуяет страх, и придет конец учению Камня,— говорилось там. — И придет время Великого мора, и Аффингтон будет разрушен, и наступит для кротов час Покаяния; тогда явится новый предводитель, и под его началом вера в Слово спасет их всех».
Так писал Сцирпас в своей «Книге», однако со временем память о нем и его мрачных предсказаниях потускнела и стерлась. Иногда — обычно это случалось после больших эпидемий — с севера являлись последователи Сцирпаса и объявляли, что наступило время Слова. Некоторые из них даже создавали свои собственные системы поселений. Ходили слухи, что в этих Сцирпасских общинах проповедуется учение о Слове и практикуются запретные ритуалы, связанные с Камнем. Поколение за поколением летописцы самоотверженно собирали сведения об этом новом движении; мы не случайно говорим о самоотверженности, ибо многие из них так и не возвратились домой. Наконец во времена блаженной памяти Арнольда из Эйвбери, того самого, кто дольше всех пробыл главою Аффингтона, против этих общин был предпринят поход. Он успешно завершился изгнанием сцирпазианцев. Они были снова оттеснены к самому Верну, к его голым бесплодным высотам. Выжил ли кто-нибудь из них и добрались ли они в результате до Верна — если таковой на самом деле был, — осталось не известно, поскольку желающих следовать за ними туда не нашлось.
В этом как будто и не было нужды, поскольку век шел за веком, они не давали о себе знать и о них наконец вовсе забыли. Не вспомнили о мрачных пророчествах Сцирпаса даже и тогда, когда вера действительно начала ослабевать. Лишь немногие как-то связывали периодические эпидемии с пророчествами гибели всего кротовьего рода. Ослабевшим от болезней и неурядиц в повседневной жизни не до воспоминаний о злокозненном деятеле, жившем в средние века, и о его «Книге», все экземпляры которой считались давным-давно утраченными.
Поэтому, когда вести о грайках достигли и без того переживающей нелегкое время Аффингтонской обители, никто вначале не связал их с последователями Сцирпаса, хотя и говорилось, что грайки проповедуют Слово.
Однако в конце августа Аффингтон получил точные сведения о методах грайков от непосредственных очевидцев: одной из них оказалась преданная почитательница Камня из Лавелла — поселения на северном берегу Темзы, другим — юноша из Бакленда — родины Брейвиса, которому каким-то образом удалось-таки добраться до Священных Нор. По утверждению обоих, грайки уничтожали всех, кто отказывался следовать Слову; те же, кто из страха соглашался принять новую веру, подвергались жестоким обрядам Покаяния, вплоть до избиений.
Когда грайки вступили в Бакленд, они многих поубивали, обратили в свою веру наиболее слабых, а затем отправились в Хэрроудаун — небольшое поселение, известное своей преданностью истинному учению. Там, в знак окончательного утверждения новой веры, они истребили все население, наколов на проволоку, что ограждала Хэрроудаунский Лес. Юнцу удалось спрятаться и затем бежать в Аффингтон, который представлялся ему последним надежным убежищем. Однако воспоминания об увиденном и услышанном не покидали его ни на мгновение: он постоянно дрожал и не мог оставаться один. Спустя три недели после прихода в Аффингтон он умер.
Естественно, эти рассказы потрясли аффингтонцев, но более всех — Брейвиса. Он, а с ним еще шестеро, решили пренебречь распоряжением Медлара не покидать обитель и самим отправиться на разведку в разных направлениях. Они договорились вернуться в конце сентября и представить Медлару полный отчет о том, что, собственно, происходит. Больше ни о ком из них, за исключением одного, никто ничего не слышал. Этим единственным оказался все тот же Брейвис...
Однако еще до возвращения Брейвиса и до того, как в Аффингтоне осознали наконец всю серьезность опасности нашествия грайков, в обитель пришли два странника, и появление их имело последствия, которых в то время никто не мог предвидеть.
Как явствовало из рассказа Спиндла, они назвались вымышленными именами, и ни о чем не подозревавшие аффингтонцы, всегда готовые принять всякого, кто хотел поделиться впечатлениями о внешнем мире, встретили их со свойственным им радушием. Впоследствии историки утверждали, будто в момент их появления Поющий Камень издавал громкие предупреждающие звуки, хотя Спиндл такого не упомнил. Однако, возможно, так оно и было, поскольку один из пришельцев, Уид, на самом деле оказался шпионом и главным советником предводителей грайков; вторая же, Сликит, — самой коварной, пронырливой и хитрой из всех особ женского пола, которые когда-либо были рождены под землею или на земле.