Тайная семья босса

Я широким жестом приглашаю гостей в дом, пока они не промокли до нитки.

Девушка входит вслед за отцом. Она складывает зонт, разворачивается ко мне. Тогда напряжение отпускает.

В ее чертах лица я узнаю свою младшую сестру. 

Формально Октавия — единокровная сестра. Мать у нее чистокровная американка, отсюда и имя далеко не славянское.

— Большой бро, как я рада тебя видеть! — произносит с едва уловимым акцентом.

Она бросает зонт на пол и неожиданно вешается мне на шею.

— И я тебя, каланча. Ты такая... — рассмотрев ее с ног до головы, выдерживаю паузу, чтобы подобрать подходящее слово, — такая девятнадцатилетняя.

Октавия скромно хихикает. По привычке прячет улыбку под ладонью.

В последний раз, когда я видел ее воочию, ей было четырнадцать. Она была высокой, тощей и нескладной. Отсюда и прозвище "Каланча" прицепилось к ней. А еще Октавия носила железки на зубах. И всякий раз, когда я в шутку обзывал ее, она больно кусалась. 

Но за то время, что мы не виделись, сестренка здорово повзрослела и сняла эти жуткие брекеты.

Я доволен. Я правда рад, что именно она приехала с отцом.

Октавия существенно разрядит обстановку. Она будет служить барьером на тот случай, если между нами назреет конфликт. А в этом я теперь нисколько не сомневаюсь.

— Да, Влад, моей дочери всего девятнадцать, но мозгов у нее в несколько раз больше, чем у тебя, — деловито подмечает отец, стряхивая со своих острых плеч дождевую влагу.

Ничего нового...

За всю жизнь отец не сказал мне ни одного доброго словечка. Словно если он скажет что-то нормальное в мой адрес, то земля под ним разверзнется.

Но кое-что всегда остается неизменным — его требовательный взгляд даже во время болезни не становится мягче.

— Я тоже рад тебе! — отвечаю со всей доброжелательностью.

Я стараюсь попусту не обострять обстановку и не создавать конфликтных ситуаций.

Отец тем временем проходит вглубь дома. Головой вертит по сторонам, профессиональным взглядом оценивая степень сложности постройки и качества материалов.

— Недурно. Весьма недурно, сынок, если учесть, что ты возвел его по собственному проекту. Все-таки задатки у тебя имеются, природу не обманешь, — учтиво произносит, хлопнув меня по плечу. — Осталось только дерево посадить и сына взрастить, и можно считать, что жизнь удалась.

Мы перебираемся в гостиную. Отец выбирает отдельное кресло, а мы с сестрой держимся вместе — присаживаемся напротив него на диван. Тогда все их внимание обращается на меня.

Октавия ставит локти на свои коленки и нескромно изучает мой профиль. Отец расстегивает пуговицу пиджака и забрасывает ногу на ногу. Вальяжно рассевшись, он принимается искать во мне видимые изъяны.

По сути, нам больше нечего делить. Об этом я предупредил его еще пять лет назад, перед тем как распрощаться с ним и вернуться в Россию.

Какова вероятность, что в нем действительно могло проснуться запоздалое отцовское чувство?

Я хочу научиться ему доверять, пока еще не поздно, ведь даже сломанным часам дважды в день можно верить.

Я был бы не против, если бы мы спокойно поговорили, скажем, о погоде, о дожде, что сейчас стучит по крышам. 

Я был бы несказанно рад простому задушевному общению.

Зачем нам тратить нервы на прошлые обиды? Зачем вскрывать незажившие гнойники, когда время не стоит на месте?

Вести с ним войну у меня нет никакого желания. Очень надеюсь, что отец придерживается такого же мнения.

Вопреки всему напряжение с каждой минутой только усиливается, ложась на мои плечи плотным покрывалом.

Я постоянно поглядываю наверх, откуда должны выйти Юля с Алисой, но их все нет и нет.

— Так и что, сын? — отец вкрадчиво начинает первым.

Я тяну взгляд с лестницы на него.

— Что?

— Перейдем сразу к делу.

— Попробуй, — отвечаю, чуя в этом подвох.

— Как долго ты еще собираешься отстаивать свою независимость? — произносит он с бесхитростным выражением лица. — Я уже понял, что ты научился справляться со всем без моего участия, но, быть может, уже хватит? Мне нужен достойный преемник.

— Так ты за этим летел в такую даль? — в первую же минуту он выводит меня из себя. — Чтобы упаковать меня в чемодан, забрать в свою Америку, а по приезде обмотать вокруг моей шеи удавку?

Отец щерится, отрывая белый ряд таких же фальшивых зубов, как и вся его сущность.

— Нет, я всего лишь решил взять инициативу в свои руки, коль у тебя самого смелости не хватает. Я предлагаю тебе существенно расширить границы возможного и улучшить качество жизни.

— Спасибо, конечно, но меня устраивает качество моей жизни! — сурово чеканю я, чувствуя как жилы на шее и лбу вздуваются и пульсируют от перенапряжения.

Жалею, что повелся на весь этот цирк с болезнью. Не удивлюсь, если все это было лишь подлогом.

— Сынок, да как ты не поймешь? Кто как не ты должен возглавить компанию после моей кончины.

— На жалость давишь? 

— И не думал.

— Тогда мой ответ: нет, — ребром ладони разрубаю воздух возле себя, услышав сбоку тягостный вздох Октавии.

Отец начинает ерзать в кресле. Поджимает губы в плотную тонкую линию.