Интернационалка, как свидетельствует один из ее основателей Фрибург[46], всегда опиралась на масонство. Он рассказывает также, как группы, принадлежащие к интернационалке, способствовали избранию масонов Гарнье-Пажеса и Пеллетана. По его же словам, «уже с самого начала посторонние рабочим лица оказались причастны к интернационалке». Эти «интеллигенты и были масоны, которые собирались , спаять пролетарскую массу с антихристианским масонским сообществом. Им предстояло управлять рабочим движением согласно получаемым внушениям. Дух интернационалки впервые открыто появился на студенческом конгрессе в Лиеже в 1865 году. Принятые бургомистром города, чествуемые повсюду как апостолы свободы и прогресса, студенты развернулись и показали себя во всю. Брюссельский адвокат Опта Скайкен, один из будущих столпов бельгийского масонства, провозгласил в своей речи, что следует встряхнуть общественные «предрассудки» до самых их глубин. Все речи «конгресса» состояли в том, что говорили против христианской нравственности, против Церкви, Бога, собственности, отечества.[47]
В следующем году студенты и рабочие собрались в Брюсселе. где произносились речи в том же духе.
Шестнадцать дет спустя после этих конгрессов Дешан писал: «Члены лиежского конгресса ныне стоять во главе интернационалки, во главе масонства и во главе гамбетского правительства во Франции.[48]
В 1866 году происходил такой же конгресс в Женеве, в 1867 — в Лозане. На Женевском конгрессе была выработана официальная организация и программа интернационалки. Но повсюду как в Бельгии, так и в Швейцарии, встречаются среди рабочих всех стран «студенты» и масоны.
Во все времена как в новой интернационалке, так и в прежней, как в XIX веке, так и в XX, действуют два элемента: искренние рабочие, убаюкиваемые социалистическими утопиями, ищущие в интернационалке средств помочь нуждам рабочего люда, и так называемые «интеллигенты», являющиеся истинными хозяевами «интернационального союза рабочих».
Таким образом масонство держит в своих руках весь рабочий мир.[49]
На масонском конвенте 15 июня 1867 года бр. Гаррисон сказал: «Разве мы не приняли молодых людей, заседавших на конгрессе в Лиеже, в число масонов? — разумеется — да. Мы протянули им руку и сказали: работайте с нами».
В Лиеже, Брюсселе, Лозанне, Базеле и на всех конгрессах интернационалки масонство входит в соприкосновение с рабочим миром. Агентами ему служат студенты, профессора, врачи, ученые, ловкие шарлатаны, начиненные масонскими учениями и умеющие красиво излагать мысли о «демократии», о «природном первобытном равенстве, о «правах человека», об естественном возрождение», о «новой эре», которая открывается для «человечества», и т. п. Громкие фразы о «солидарности рабочих всего мира» вызывают общий восторг. По поводу «свободы обучения», «общественных вопросов», «прогресса» ораторы интернационалки постоянно проповедуют уничтожение частной собственности, бунт против властей, «интернационализм», ненависть к духовенству, богохульство. По поводу «солидарности» и «братства» они разрушают чувство патриотизма и проповедуют анархию.
Они проповедуют, что рабочий — это Бог, рабочие — все[50]. Ему одному должна принадлежать вся земля и все орудие производства и сообщений.
На следующем конгрессе в Брюсселе (после конгресса в Лозанне) постановлены следующие тезисы: 1) машины и рабочие инструменты должны перейти в полную собственность самих рабочих; 2) все пути сообщения, каналы, дороги, телеграфные линии и леса должны принадлежать «общественной коллективности», т. е. рабочим, которые только одни и будут иметь значение при новом государственном устройстве; то же относится и к земле, рудникам, каменоломням, каменноугольным копям и железным дорогам. На конгрессе в Базеле подтверждается и усугубляется это отрицание частной собственности.[51]
С 1873 года прежняя интернационалка заменена «двуединым» сообществом «социализма коллективного» и «социализма анархического».
Для коллективистов «единственным владельцем, поглощающим почти все, является государство, или социализированное общество». Для анархистов же наоборот государство, как и церковь, является злом, которое необходимо уничтожить, причем коллективная собственность окажется в руках свободно слагающихся групп.
Для приведения общества к своим идеалам коллективисты пользуются средствами, которые «современное государство им предоставляет»; они участвуют в выборах и заседают в парламентах. Анархисты же презирают эти способы и предпочитают насилие. С нравственной и религиозной точки зрение коллективизм, конечно, не менее опасен, чем анархизм. Оба они понимают равенство, как полное безвластие, отрицают всякую государственность и проповедуют непримиримую ненависть к религии.