Тайная Сила (СИ)

— Знаешь, наверное, весь наш садизм и страсть к изощрённым истязаниям, изуверскому мучительству и унижению жертв именно проистекает из обычного, древнего защитного механизма нашей души. Мы не хотим чувствовать себя загнанными, беспомощными жертвами, набитыми в тесную камеру в ожидании готовящихся пыток. Когда ты режешь, жжёшь, или иным образом истязаешь существо, растянутое перед тобой…когда понимаешь, что оно целиком в твоей власти, и ты можешь делать с ним всё, что угодно. Ты можешь заставить его рыдать и кричать, так громко, как тебе надо. Ты можешь заставить его ощутить все оттенки ужаса, печали, горя и отчаяния. И даже заставить его получать удовольствие…тогда, ты чувствуешь в себе силу. Чувствуешь пьянящую власть, ты как бы становишься равным своему будущему извращённому и безжалостному палачу, а значит, можешь не бояться ни пыток, ни ужаса, ни рабства…так-то…

Он снова налил вина. И на этот раз осушил его залпом.

Идриэль молчала, не перебивала. В её глазах сияло участие и сострадание.

— Боги милостивые, — наконец, прошептала она. — Должно быть, это ужасно…у нас хотя бы есть исчезающая надежда, что родится молодой и светлый бог, который сумеет одолеть Ту-Что-Жаждет, и освободит нас. Эта надежда даёт нам силы, ведёт нас. А аспекты Кейна-Воителя помогают нам не подпускать к себе тьму голодной твари за порогом смерти. А у вас…у вас же нет ничего…вы одни, во тьме, вам не на что надеяться…да эта участь хуже смерти. Почему-то, сейчас мне подумалось, что вы не ненависти заслуживаете…

— А чего же? — иронично спросил Аваллах.

— Я не знаю, — после недолгого молчания покачала головой Идриэль. — Как можно ненавидеть жертву, обречённую даже не на мучительную казнь, а на очень долгую, изощрённую пытку, от которой нет никакого спасения.

— Кто-то даже научился получать от этого удовольствие, — мрачно хохотнул Аваллах, снова наполнив свой бокал и добавив вина Идриэли.

— Но не ты, — тихо сказала она.

— Уж увольте! — поёжился Аваллах. — С меня хватит.

Они снова замолчали.

— Что же такое с тобой случилось?

Аваллах пожал плечами:

— Умерла моя мать. Точнее, та, что выполняла материнские обязанности.

— Она не была твоей настоящей матерью?

— Я не знаю, — он пожал плечами. — Может, да, может, нет. Дар материнства и отцовства очень редок, и лишь достойные его заслуживают. Она была бойцом культа ведьм, и, кстати, научила меня хитрить, соображать и махаться на клинках. Пару раз я даже выступал с ней в бойцовых ямах — я тогда совсем был сопляком. А публике нравилось, как сладкая баба с мальчонкой кромсают здоровенных рабов и гладиаторов. Она была добра ко мне. Любила меня. Специфически, конечно, как могут любить только тёмные. Но…когда она умерла — я это видел… Не думай, она умерла своей смертью, в относительном почёте, но…тогда она рассказала мне о Голодной Суке, о видениях о ней. И столько в них было ледяного ужаса, столько неотвратимой безысходности. Тогда она заповедовала мне жить на полную катушку, потому что смерть перечеркнёт всё. Смерть неизбежна. Тьма и боль неизбежны и вечны. И до тех пор, я должен взять от жизни всё и даже больше — она научила меня как. А, может, поскольку я всегда был хитрым и вёртким, как она говорила, я смогу вывернуться и от этой участи… Так вот, за последнюю её фразу я и ухватился…в последнее время, чуть крепче.

— И, — осторожно начала Идриэль, — что же ты задумал?

Аваллах вздохнул, оправил волосы, сплёл пальцы под острым подбородком. С мгновение смотрел в огонь, затем, сказал:

— Ты наверняка много слышала об Эмпирее, или Варпе, о пространстве тонких энергий, чистых переживаний и эмоций — пространстве, для которого наш проявленный мир не более чем пёстрая завеса, покров, тонкая вуаль, наброшенная на этот безбрежный океан. Именно там обитают великие боги Хаоса. Именно там ждёт нас Голодная Сука. Как ты помнишь, тварь родилась очень давно. И по нашей вине. Только потому, что, наслаждаясь благоденствием, мы не видели иной цели в жизни, кроме как в наслаждении. И в погоне за ними, мы проникли в такие дебри, в такую дикость, что оглядываясь назад, даже многих тёмных пробирает ужас и отвращение. Нам было мало ублажить наши тушки, брюха, члены, вагины, мы хотели большего. Мы хотели пряностей. А нет большей пряности, чем тёмное удовольствие, например, истязание и надругательство над невинным. В общем, наши оргии, их эманации, эманации садистического экстаза и запредельного страдания, такого, где стирается грань между болью и удовольствием, вызвали к жизни новую сущность, которая ворвалась в наш мир, прорвав ткань мироздания, как раз в том месте, где теперь Око Ужаса, и радостно захавало миллионы наших развращённых душ и миров. Отожравшись, эта тварь почувствовала себя и свою силу, и поскольку, её знакомство было с нами весьма тесным, она нас за версту чует и, распробовав, уже не признаёт — нууууу, почти, не буду снобом, людей, например, она тоже жрёт с не меньшим удовольствием, — иной пищи.

Аваллах снова замолчал, собираясь с мыслями.