Читаем Тайная слава полностью

Чессон ошибался в идее создания специального Еврейского дома, где бы раздавалась кошерная пища, хотя сам и считал ее смелой и оригинальной. Богатый еврей, посылающий своего отпрыска в английскую частную закрытую школу, в девяти случаях из десяти будет обеспокоен этим вопросом, ибо мечтает привить сыну незыблемую связь с еврейской культурой. Он слышал слова Чессона о "нашей христианской обязанности перед семенем Израилевым" в отношении воспитания такой связи. Все это было глупо. Нет, конечно, чем больше евреев, тем лучше, но только не Еврейский дом. И же не puseyism[138]: серьезное религиозное учение, с уклоном к сдержанному англиканству, должно стать вероисповеданием Люптона. Здесь Чессону, конечно, не откажешь в логике. Он всегда отстаивал прочную позицию против церковности в любой форме. Хорбери всецело понимал среднего английского родителя, принадлежащего к богатому классу; называя себя приверженцем церкви, такой "столп общества" был бы вполне доволен, если бы его сыновей готовил к конфирмации признанный агностик.

Конечно, подобная свобода не должна быть ограничена, даже когда Люптон станет полностью космополитичным. "Мы ним все достойные объединения государственной церкви размышлял Хорбери, — и в то же время будем совершенно свободны от влияния догматических учений". Неожиданно у него возникла блестящая идея. В церковных кругах все говорили, что английские епископы ужасно перегружены, что даже самые энергичные их представители, движимые самыми высокими намерениями, не способны эффективно руководить огромной епархией, которая существовала еще в малозаселенной средневековой Англии. Повсюду требовалось все больше и больше викариев. В последнем "Гардиан" были напечатаны три письма на эту тему, причем одно — от священника их епархии. Епископа критиковал некий ритуальный фанатик, обративший внимание на то, что за десять лет со дня его назначения каждые девять из десяти приходов ни разу не видели цвета епископского капюшона. Архидиакон Мелби разразился в ответ рукописным письмом, едким и даже сатиристическим.

Хорбери обратился к листу бумаги, лежавшему на столе возле его кресла, и просмотрел письмо. "Во-первых, — писал архидиакон, — ваш корреспондент, кажется, не понял, что епархия Мелби не похожа на епархии остального духовенства. Непреклонный народ Мидленда еще не забыл уроки нашей великой Реформации и не желает видеть восстановления безукоризненно механической религии Средних веков — системы священных жертвоприношений и таинств ех ореге operato[139]. Мидлендцы рассматривают епископство совершенно в ином свете, нежели ваш корреспондент, который, как мне кажется, считает епископа разновидностью христианизированного медиума, наделенного некоей волшебной мистической силой, переданной ему (воображаемым) духом. Это не было точкой зрения Хукера и, отважусь заметить, не отвечало взглядам настоящего представителя духовенства государственной церкви Англии. К тому же надо признать, что в настоящее время епископство Мелби громоздко и, честно говоря, неуправляемо".

Затем следовал юмористический анекдот о сэре Бойле Роше и птице, а в завершение архидиакон привел просьбу, которую Бог в свое время вложит в сердца правителей Церкви и государства: дать их епископату хорошего викария.

Хорбери поднялся со своего кресла и принялся ходить взад-вперед по кабинету; его возбуждение было таким сильным, что он больше не мог сохранять ясность мысли. Его сигара давным-давно погасла, и он просто потягивал виски с содовой. Глаза Хорбери блестели от волнения. Казалось, обстоятельства играли ему на руку; судьба мира зависела от его решения. Он был словно Bel Ami[140] на своей свадьбе. И едва не начал верить в Провидение.

Хорбери был уверен, что все это можно осуществить. Казалось, ни один человек не способен выполнить работу в епархии. Здесь необходим викарий, и Люптон должен даровать новому епископу его титул. И ни один другой город не сможет сделать этого. Данхэм, конечно, еще в восьмом столетии имел епархию, но сейчас он не больше деревни и обслуживается убогой маленькой железнодорожной веткой; в то время как Люптон стоит на главном пути большой железнодорожной системы центральных графств и имеет удобное сообщение со семи частями страны. Архидиакон, одновременно носящий титул лорда, бесспорно, стал бы первым епископом Люптона и главным капелланом Великой школы!

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги