Тайная слава

Рабочий рассказал о своем приключении жене, а та не замедлила поделиться новостью с соседками. Пошушукавшись минут пятнадцать, женщины решили, что это была "чистейшей воды выдумка" или же "чистейшего спирта нары", а скорее всего то были именно совиные крики. Однако на следующую ночь, примерно в это же время, похожие звуки слышали двое или трое парней, возвращавшихся домой после веселой пирушки в доме, стоявшем на обочине мэйросской дороги. Они тоже описали его как долгий и невыразимо унылый вой, раздававшийся посреди молчаливой осенней ночи. "Он был похож на призрак человеческого голоса", — сказал один из парней. "Он словно исходил из самых глубин земли", — добавил другой.

На ферме Трефф-Лойн

Да будет мне позволено снова и снова напоминать читателю, что все время, пока в стране царил ужас, о творящихся повсеместно чудовищных преступлениях невозможно было узнать по официальным каналам информации. Пресса хранила поистине гробовое молчание. У перепуганного населения не существовало ни единого критерия, который позволял бы отделить факты от слухов, ни единого мерила, сообразуясь с которым можно было отличить обыкновенный несчастный случай от деяний таинственных и ужасных сил.

Так продолжалось изо дня в день. Какой-нибудь безобидный коммерсант, следующий по своим делам по главной дороге из Мэйроса, мог с удивлением обнаружить на себе испуганные взгляды местных жителей, принимающих его за гипотетического убийцу, в то время как настоящие творцы ужаса ходили среди людей незамеченными. А поскольку истинная природа обрушившегося на нас таинства смерти оставалась неизвестной, то и неудивительно, что еще труднее нам было различить предзнаменования, знаки и предвещания его. Ужас творился почти что у нас на глазах, но мы не могли привязать разрозненные факты к какой-либо более или менее прочной основе. Наша разобщенность сказывалась в том, что мы не могли найти ни единого общего положения, из которого можно было бы вывести хоть какую-нибудь связь между двумя отдельно взятыми ужасными происшествиями.

Именно потому никому даже в голову не пришло, что унылый и протяжный вой, раздававшийся но ночам к северу от Порта, мог каким-либо образом соотноситься с пропажей маленькой девочки, ушедшей средь бела дня за пурпурными цветочками, или к трупу приезжего молодожена, обнаруженного в торфяном болоте, или к загадочной гибели Крэдока, задохнувшегося на собственном лугу при отмеченном его женой странном свечении. Остается неясным и то, каким образом слух о заунывном ночном зове вообще мог распространиться столь широко. Льюис узнал о нем одним из первых — денно и нощно снующие но окрестным тропам деревенские врачи всегда в курсе местных новостей, — но отнесся к нему без особого интереса. Как и все прочие, доктор ни в малой мере не предполагал, что это необычное явление может иметь прямое отношение к царящему вокруг ужасу. Что же до Ремнанта, то история о глухом, многократно повторяющемся в ночи вое была преподнесена ему в весьма расцвеченном и живописном виде. Раз в неделю у него в саду работал человек из Тредонока — он-то и просветил доморощенного теоретика. Садовнику не довелось слышать вопль собственными ушами, но его приятель слышал — и едва не помер со страху.

— Прошлой ночью Томас Дженкинс из Пэнтопина, — рассказывал он, — высунулся из окна посмотреть, какая погода ожидается на завтра. Дело-то шло к уборке хлеба — как тут не озаботишься. Так вот, он сказал, что ни в одной церкви не слыхал подобного вопля, а ведь он побывал аж у кардигенских методистов! Это, говорит, прямо как жалобные завывания в день Страшного Суда.

Поразмыслив над этим сообщением, Ремнант склонился к мысли, что звук исходил из какой-нибудь подземной морской бухты; в лесах Тредонока могли находиться не до конца обустроенные или, скажем, чересчур извилистые вентиляционные люки, и пробивавшийся через них снизу шум прибоя вполне мог произвести эффект глухих завываний. Но ни сам Ремнант, ни кто-либо другой не придавали этому новому обстоятельству особого значения. И лишь те немногие, кто собственными ушами слышал по ночам мрачный зов, отдававшийся эхом над черными холмами, никогда не могли забыть его.