Тайная стратегия развала СССР

10 ноября 1982 года в Москве было очень холодно. Падал густой снег. В 7.30 утра Леонид Брежнев читал «Правду» и завтракал в столовой. Здоровье советского руководителя оставляло желать лучшего, хотя он был еще в силах передвигаться сам. В соседней комнате дежурили офицеры охраны, не отступая ни на шаг от этого одряхлевшего человека. Назначенные лично председателем КГБ Юрием Андроповым, они сопровождали его почти повсюду, оберегая Генерального секретаря от любой опасности. Через двадцать минут после завтрака Брежнев по лестнице поднялся в свою спальню. Офицеры последовали за ним и закрыли за собой дверь. Через несколько минут один из охранников спустился вниз и вежливо сообщил Виктории Петровне, что ее муж только что умер. Она зарыдала. Потом все же взяла себя в руки и пошла к спальне, но охрана задержала ее. Врача не вызывали. Останки забальзамировали, вероятно, не производя вскрытия. Виктория Петровна увидела тело собственного мужа лишь через два дня во время торжественного прощания в Колонном зале Дома союзов. И до своей смерти она полагала, что ее мужа постигла внезапная смерть.

Возможно, у нее и были некоторые подозрения, которые подтверждала личность нового руководителя. Через пять дней после смерти одного из самых долголетних руководителей Советского Союза новый глава государства – Юрий Владимирович Андропов, председатель КГБ, лично выбиравший членов охраны Брежнева, уверенно встал на охрану советской империи. Это был сложный, полный противоречий человек, по крайней мере, если говорить о его настроениях и вкусах, что подтверждают те вещи, которые он любил. В оборудованном по-спартански кабинете в здании КГБ доминировали два украшения: огромный портрет основателя советской тайной разведки Феликса Дзержинского и статуэтка Дон Кихота.

Через несколько дней после занятия нового поста Андропов и министр иностранных дел Громыко провели встречу с генералом Зия-уль-Хаком из Пакистана и его министром иностранных дел Якуб-Ханом. Место встречи – зал Святой Екатерины в Большом Кремлевском дворце, импозантное помещение, заполненное царскими сокровищами. Андропов был зол из-за Афганистана. Его темные, холодные, как сталь, глаза просверливали гостя насквозь. Он возражал против вторжения в 1979 году, но сейчас это не имело значения. Речь шла о чести и славе Советов, не говоря уже о геополитических интересах.

«Пакистан является партнером в войне против Афганистана, – говорил Громыко пакистанским гостям по сценарию Андропова. – Вы должны понять, что СССР будет поддерживать Афганистан». На самом деле это означало что-то большее. Сепаратисты в провинции Белуджистан получили поддержку в своих попытках отделиться от Пакистана. КГБ и афганская разведка (KHAD) вели подрывные операции по отношению к Исламабаду, стараясь посеять зерна сопротивления правительству Зия-уль-Хака, а афганские истребители нарушали воздушное пространство Пакистана, атакуя цели моджахедов.

Андропов и Громыко отдавали себе отчет, что Пакистан создает базу для афганского сопротивления. Без внешней базы движение сопротивления не удержалось бы. Администрация Рейгана также понимала это и выделяла миллиарды на помощь, при условии, что Зия-уль-Хак не будет отказывать в убежище моджахедам.

Пакистанский президент с неудовольствием воспринял угрозы Москвы и холодно парировал эти слова. «Пакистан искренне стремится сохранить дружеские отношения с Афганистаном и Советским Союзом и старается обрести мирное политическое решение афганской проблемы», – заявил он. Пакистанский генерал был недоверчив. Каспар Уайнбергер и Уильям Кейси связались с Зия-уль-Хаком после его возвращения из Москвы. Кейси предложил сделать все, чтобы помочь Пакистану. Генерал по-прежнему играл роль посредника.

В конце 1982 года Билл Кларк предложил Совету национальной безопасности определить стратегию Рейгана по отношению к Москве и подготовить секретную директиву, которую подписал бы президент. Сделать это было непросто. С 1945 года очередная администрация пробовала объявлять о собственной политике. Однако с 1950 года американской внешней политикой руководили предпосылки и директивы, содержащиеся в документе, подписанном Гарри Трумэном в том же году, под названием «NSC-68». Автором основного текста того документа был Пауль Нитзе, который в то время заменил Джорджа Кеннана как руководителя аппарата по делам политики в Государственном департаменте.