Тайная тропа к Бори-Верт

Как только вдали показывалась машина, мадам Трюшассье выступала на дорогу. И если машина останавливалась, а не разворачивалась назад, обнаружив, что заехала в тупик, она бросалась в атаку, с выражением выкрикивая блюда меню. При этом веточки на ее шляпе подпрыгивали.

Жан-Марк сгорал со стыда, глядя на нее. Он вспомнил, с каким независимым видом мама шутила с посетителями, а если они того заслуживали, решительно ставила их на место. Гиена, конечно, ругала ее за это. Мадам Хрюш такая же подлиза, как Гиена. Только еще глупее! Правда, она не так скупа, во всяком случае распоряжаясь чужим добром. Она любила потчевать завсегдатаев дядиным легким белым вином, заявляя: «Я угощаю, друзья!»

Эти нелепые выходки страшно веселили Лоранс. За нею на кухню выбегала Эстер, и там Жан-Марк заставал их обеих, согнувшихся на табуретках и давящихся от смеха. Сидони невозмутимо смотрела на них. «Давно уж я так не смеялась, — говорила Эстер, вытирая слезы. — Последний раз, наверное, когда тут был твой отец».

Но по воскресеньям мадам Трюшассье забывала о местных посетителях, для нее существовали только «проезжающие». Владельцев роскошных автомобилей она желала непременно обслуживать сама, хотя путала все заказы. А разная мелюзга, вроде молодых семей с детьми, простых туристов и т. п., поручалась Лоранс и Жан-Марку. Если поднимался ветер — лето выдалось не особенно погожим, — мадам Трюшассье приговаривала, удерживая свою шляпу на голове двумя руками: «Какой бодрящий ветерок!» А Лоранс обходила столики и закрепляла булавками улетающие скатерти. Когда же «ветерок» переходил в настоящий мистраль, клиентам приходилось перебираться с террасы в зал, а над олеандрами взметались клубы пыли, летели меню и салфетки. Мадам Трюшассье суетилась и давала бестолковые указания, а Кошачья Королева, поддавшись общей панике, носилась взад и вперед по залу, задрав распушенный, как у белки, хвост.

В ненастные дни почти совсем никто не заезжал. Лоранс и Жан-Марк скучали без дела, а мадам Трюш отправлялась к больному и предсказывала ему близкое разорение. Лоранс оживала к вечеру, когда ее друзья-велосипедисты звали ее покататься под дождем. Жан-Марк же обычно отказывался ехать с ними. Он хотел быть всегда готовым к приему возможных посетителей. А вдруг в его отсутствие мадам НЛО доберется до Принцессы!

Глава 4 Чудесным ранним утром…

Жан-Марк спустился на кухню, еще погруженную в темноту. Только сверху через вытяжную трубу над плитой проникал призрачный пепельный снег. Дожевывая прихваченный на ходу абрикос, Жан-Марк вышел через черный ход.

Серый предрассветный воздух был неподвижен и еще не успел раскалиться. В саду, в ветвях вяза, робко вскрикнула какая-то птица. От вечерней поливки остались только шарики сбитой пыли около кадок с цветами. Жан-Марк дошел до ограды, даже не промочив росой свои сандалии. День обещал быть знойным. Но в разгар такого жаркого лета, как нынешнее, чувствуешь какой-то особый прилив сил и бодрости. Как хорошо, что Жан-Марк рано проснулся. Пока не хлынули посетители и он не увяз в работе, еще есть время и можно заняться поисками. Может быть, он найдет тропу, забытую Антуаном Абеллоном.

Накануне они с Лоранс ужинали вместе с дядей в его комнате. В конце дня проезжающих совсем не было — в ресторанах случаются иногда такие необъяснимые спады. Так что ужинали непривычно рано. Ведь персоналу «Бори-Верт» редко когда удается сесть за стол раньше десяти вечера.

Почтенная мадам Трюшассье с архитектором чинно расположились в зале. Эстер поставила на поднос ужин для Антуана:

— Отнесешь дяде, Лоранс?

— Эту мерзкую кашу и жалкий компот? Ты ведь говорила, что доктор велел дяде есть, как все люди?

Эстер пожала плечами с безнадежным видом:

— Она его так запугала, что он не смеет и прикоснуться к нормальной пище.

— Ну-ка, положи сюда вот тот аппетитный кусочек индейки и картошки поподжаристее. Уж я его уговорю съесть. А если прибавишь и на мою долю, поужинаю с ним вместе, чтобы ему было веселее. Жан-Марк, поможешь дотащить подносы?

Ужин втроем за маленьким круглым столиком удался на славу: индейка, румяная картошка, молодой салат, домашний сыр, целая миска клубники с сахаром и капелька отличного старого бордоского пива. Антуан пустился в воспоминания. Испокон веков Абеллоны были виноградарями или пчеловодами, рассказывал он. А некоторые из них, как гласит приходская летопись, при Людовике XIV были «каменщиками сухой кладки». То есть строителями бори.

— Может быть, как раз наш прапрапрадедушка построил Бори-Верт. То есть не кафе, — уточнил Жан-Марк, — а настоящую Бори-Верт, там, в горах?

Дядя Антуан помрачнел и как-то сразу сник. Он пожал плечами, словно говоря: «Не знаю… откуда мне знать…»

— Но, дядя Антуан, ведь Бори-Верт на самом деле есть?

— Да, конечно…

— А ты помнишь дорогу к ней? Ты ведь уже почти выздоровел, покажешь нам?

Дядя Антуан отщипывал хлебные крошки.

— Ты там не был после войны?

— Обо всем этом надо спросить у твоего отца, мой мальчик. Он лучше знает. А теперь мне, кажется, следует снова лечь.

* * *