Тайная уступчивость

— Вот, это была моя ошибка. Я не смотрел, — говорю я, перекладывая пакет с едой в другую руку и убирая телефон в карман кофты, а затем наклоняюсь и протягиваю руку.

— Спасибо. Это чертовски больно.

Она резко хватает меня за руку, но я чувствую только ее мягкую кожу.

Она выпрямляется и наконец поднимает взгляд, на ее лице появляется румянец, когда она смотрит на меня. Я мгновенно отпускаю ее руку и делаю полшага назад, пока не натыкаюсь на кого-то позади себя и не отступаю назад, к тому месту, где я был, перед ней.

Девушка, которую я трогал в историческом музее.

Черт меня побери.

Четыре

ЭЛИАНА

Я буквально стою на четвереньках.

Я все еще пытаюсь осознать, что чуть не столкнулся с кем-то во время своей вечерней пробежки. У меня была громкая музыка, и я была в конце второй мили, стараясь побить время первой.

Я на секунду подняла глаза, попыталась обойти, но споткнулась об этого незнакомца. Я упала прямо на колени, и мои ладони понеслись вперед как раз вовремя, чтобы удариться о тротуар. От удара ладони мгновенно обожгло, но в остальном я была в порядке.

Когда я встала на ноги, я подняла голову, чтобы посмотреть, кто этот незнакомец. И тут я почувствовала, как румянец подбирается к моей шее, а затем и к лицу, когда я понимаю, кто это.

Чувак из исторического музея, с которым я тайком занималась разными вещами. Вещи, которые были так чертовски хороши, что я не могла перестать думать о них.

Как его глубокий голос заводил меня, приказывал делать что-то и просто…

Мой взгляд скользит по его телу, где он одет в мягкий темно-синий свитшот с длинными рукавами. Я опускаю глаза на свитер, на котором отчетливо виден отпечаток его лица, с которым я хотела бы встретиться той ночью. Я прочищаю горло и снова смотрю на мужчину.

— Прости, я должна была смотреть, куда иду, — шепчу я, проводя руками по своему торсу и затягивая хвост, который, я уверена, уже распустился.

— Все в порядке, — отвечает он, медленно наблюдая за мной.

Мой взгляд останавливается на пакете с едой на вынос в его руке, и я улыбаюсь.

— Ужинаешь? — спрашиваю я, наблюдая, как его глаза переходят с моего лица на его руку, сжимающую пластиковый пакет.

Он кивает.

— Забыл купить продукты.

Его ответ отрывист, и он возвращает меня в то время, когда мы были в музее. Когда мы продолжили экскурсию и перешли к разговору, его ответы были прямыми и не такими замысловатыми, как мои. Остаток вечера говорила в основном я, а потом мы разошлись. Я не заметила, как он вышел из музея, и не застала его в холле, когда снова встретилась с родителями и Леной. Мне стало интересно, кто он такой, и я немного растерялась после того, что мы только что сделали.

Он был словно призрак, но я не могла выбросить его из головы. Он запечатлелся в моем сознании, и я даже видела несколько… снов о нем. Я ничего не могла с собой поделать.

И в этот момент я понимаю, что до сих пор не знаю имени этого человека. Мы никогда не обменивались этой важной информацией, и я действительно думала, что больше никогда его не увижу.

— Что ж, приятного ужина, — говорю я ему, достаю из кармана телефон и открываю приложение «Музыка», чтобы выбрать песню, под которую мне хотелось бы продолжить бег.

Я бежала в основном для того, чтобы забыть о ссоре с самим дьяволом. Отец все еще не вернулся из университета, и она уже начала нервничать из-за того, что он пропускает ужин.

Хотя в течение учебного года у них с отцом было свое расписание, она хотела, чтобы он присоединился к ней на вечер перед началом семестра.

Она, конечно, набросилась на меня и начала поднимать прошлые проблемы, которые, как мне казалось, мы решили. Одна из них заключалась в том, что я так и не нашла работу и согласилась вернуться в школу.

Мне предстояло начать обучение по программе творческого письма для выпускников, но в расширенном варианте, чтобы получить базовые курсы, которые я не могла получить с помощью общеобразовательных кредитов, полученных в бакалавриате.

— Это было бы долго и изнурительно в течение трех лет.

По ее словам, творческое писательство — это неосуществимая карьера, и я застряну дома, живя с ними, потому что у меня не будет хорошей, стабильной работы. Я пыталась объяснить ей, что есть масса профессий, на которые меня возьмут с этой степенью. Журналист, романист или даже преподаватель.

Я выскочила из кухни, оставив полную тарелку ужина, и переоделась в беговую одежду. Она даже не попыталась подняться наверх, чтобы поговорить со мной. Она осталась на кухне и ела в одиночестве к тому времени, когда я спустилась вниз и сняла ключи с крючка.

Она молчала, пока я открывала входную дверь и оглядывалась, надеясь, что она позовет меня обратно на кухню, чтобы извиниться. Но она так и не сделала этого, и я постаралась громко захлопнуть за собой дверь.