Тайная вечеря. Путешествие среди выживших христиан в арабском мире

Другой человек (назову его Томас) рассказывает об эпизоде, который произошел пару месяцев назад. Его брат позвал плотника, чтобы сделать в доме кое-какие ремонтные работы. Неожиданно для всех плотник вынул пистолет и стал стрелять в брата, его жену и сына, а после расстрела он их обокрал. На своем мобильном телефоне Томас показал мне фотографии брата в израильском госпитале – тот лежит в коме, без признаков жизни, под капельницей. Его жена и сын только пошли на поправку.

Преступник сейчас в тюрьме и утверждает, что не может сказать, почему открыл стрельбу – произошло какое-то мгновенное помутнение рассудка. Томас же убежден, что на его родных напали, только потому что они христиане; здесь живет ложное представление о христианской зажиточности.

Томас показывает фотографии полученных от семьи преступника писем с угрозами. В них требуют, чтобы он заявил полиции, что их родственник не стрелял в его брата с домочадцами. Ему и деньги предлагали. Но Томас никого покрывать не собирается. Дело еще не передано в суд, и он говорит, что если его брат умрет, а убийца не понесет наказания, то он лично с ним расправится.

– Я не собираюсь заключать никакого перемирия с этой семьей. Несмотря на то что я христианин, здесь будет применен мусульманский закон. Я его убью.

Я спрашиваю, а что, на его взгляд, может последовать за этой кровной местью.

– Мы верим в судьбу. Что будет – то будет, – отвечает он.

Покинув территорию храма, я собираюсь продолжить путь к границе. Я чувствую себя выжатым, будто только что спустился в кратер вулкана и вернулся обратно: со мной остался страх за тех, с кем мне довелось здесь встретиться, страх сказать что-то лишнее и быть обнаруженным; унижение, ложь во спасение со стороны общественности, с которой христиане вынуждены мириться, чтобы выжить; житейские истории, которые люди рассказывают шепотом, оставаясь анонимами. Уезжая из Газы, я ощущаю прилив тошноты, самооценка моя стремится к нулю, я не желаю когда-либо снова сюда вернуться.

Ни в одном языке нет слов для описания положения христиан в секторе Газа. Лексикон, который мы используем, когда речь заходит о нарушениях прав человека, тут неуместен. То, что здесь происходит, нельзя назвать систематическим преследованием; ненависть исходит не от верхушки ХАМАСа; призывов к расправе над христианами тут тоже не услышишь. Больше всего пугает то, что зло исходит от детей на улицах; от самопровозглашенных, требующих чистоты нравов исламистов, у которых полностью развязаны руки; от отдельных лидеров парламента, обладающих тайными связями со службами безопасности и органами управления; от огнедышащих имамов и средств массовой информации. А правительство ничего с этим не делает и даже не собирается делать.

Мы основывали представления о ненависти по отношению к меньшинствам на длившейся сотни лет истории преследования евреев в Европе, которая, вероятно, отличалась еще большей жестокостью, а сам антисемитизм был санкционирован непосредственно правящей верхушкой. Но ближневосточная ситуация весьма отличается от той, что мы привыкли представлять себе. Здесь происходящее принимает более мягкие формы, оно более скрытое, более хаотичное и асимметричное; здесь сложнее призвать правительство к ответственности.

Покидая Газу, я буквально мечусь в поисках нужного слова. Как назвать увиденное мною? «Погромы» – слишком сильно, «домогательства» – слишком грубо, «преследования» – чересчур неистово, «дискриминация» – банально. Следует придумать какой-то термин, обозначающий нечто среднее между всеми этими понятиями. Здесь имеет место менее прямолинейное, менее управляемое явление, которое вызывает такое страстное желание среди христиан покинуть эту территорию, где их предки селились еще за несколько столетий до момента строительства церкви в 407 г.

По всей видимости, в Египте это отсутствие понятий должно ощущаться еще сильнее.

Глава 2. Египет

Я прилетаю в Каир осенью 2012 г. в разгар худшего кризиса, в котором Египет оказался с момента революции, разразившейся в стране почти два года назад. Прошло несколько дней с момента, когда президент Мухаммед Мурси, кандидат от движения «Братья-мусульмане», получил полный контроль над страной и принял на себя полномочия высшего исполнительного органа. Он обосновал это тем, что его долг заключается в защите революции и проведении голосования за проект конституции. Разъяренные демонстранты дали ему прозвище «Мурсилини». Десятки тысяч протестующих собрались на площади Тахрир, в центре самого густонаселенного города Африки. (В последние месяцы акции протеста приобрели такой накал, что 3 июля 2013 г. с помощью армии самого Мурси пришлось убрать от руля правления.)

На следующий день после прибытия я перехожу через мост Каср Эль-Нил, пытаясь пробраться к площади Тахрир. Меня сопровождает молодая журналистка-христианка, по совместительству работающая переводчиком и помощником оператора и журналиста западных СМИ. Помимо перевода ее роль – следить за сохранностью оборудования, чтобы его часом не разбил кто-нибудь из юных смутьянов.