Тайная вечеря. Путешествие среди выживших христиан в арабском мире

Я еще не раз услышу это пророчество, в частности – в следующем пункте моего назначения, Ливане. А тут впервые высказывается предложение, как разрешить эту плачевную ситуацию:

– Если бы патриарх разрешил нам брать в жены нескольких женщин, нас стало бы столько же, сколько их.

Глава 3. Ливан

История Шарля Малика наглядно показывает, что либеральные идеи не только получили процветание в арабском мире, но и вышли из него. На примере этого выдающегося борца за права человека можно видеть, что ситуация, которая в данный момент разворачивается на Ближнем Востоке, неестественна. Что все еще может измениться. Измениться к лучшему.

Вспоминая его имя, начинаешь понимать, насколько плохо пошли дела в последнее время. На мой взгляд, судьбу Шарля Малика можно интерпретировать двумя способами. Он одновременно и отрицание, и подтверждение идеи столкновения цивилизаций, выдвинутой двадцать лет назад американским политологом Сэмюэлем Хантингтоном, которая прочно укрепилась в нашем мировоззрении после падения Стены. Запад и ислам, сами знаете.

Я смотрю наличность Шарля Малика как на живой пример борьбы христиан за равенство в мусульманском мире. Ведь это он описал процесс формирования и развития Ливана за последние 100 лет, в течение которых эта небольшая страна Восточного побережья Средиземного моря существует как независимое государство. Однако однозначно толковать эту историю нельзя: сказкой со счастливым концом она точно не является.

Родился он в 1906 г. в семье православных греков в северном горном городке под названием Битиррам. Когда ему исполнилось четырнадцать, Ливан представлял собой государство с неполной автономией, невзирая на то что его небольшая территория сохранялась за Францией в рамках мандата. Страна, которую тогда называли «Большой Ливан», включала в себя территории, где в основном проживали сунниты и друзы.

В реальности же Франция отдала страну маронитам, крупнейшей христианской группе в Ливане, точно так же, как англичане передали соседствующую с ним южную страну под названием Палестина под присмотр небольшого, но постоянно растущего еврейского меньшинства. Можно сказать, евреи на юге преуспели несколько более, чем марониты на севере, хотя ко времени образования своего государства ливанцы-христиане в отличие от израильтян Палестины составляли большинство населения. По данным переписи 1932 г. (хотя достоверность приведенной в ней информации и вызывает некоторые сомнения)[159], христиан на тот момент было 54 %.

Французское решение с самого начала вызвало перекос в стране, даже несмотря на то что сунниты, представлявшие в то время вторую по величине группу в Ливане, также получили долю в правлении. Христианам досталось президентское кресло, а заодно – и должности в высшем руководстве армии; в руках суннитов оказался пост премьер-министра. В парламенте разрыв между христианами и мусульманами составлял шесть к пяти. При этом сунниты чувствовали себя ущемленными. И точно так же, как нееврейские группы в Израиле непременно должны были обернуться против евреев, ливанские нехристиане направили свою деятельность против маронитов.

Межрелигиозное разделение создало непредвиденные изменения демографической ситуации в стране. Христиане стали уезжать из Ливана, у них рождалось меньше детей, чем у мусульман, в результате изменилось соотношение численности в этих религиозных группах. Домены христианской конституции постепенно стали вызывать все больше и больше осуждения. Это неминуемо должно было привести к конфликту.

В 1926 г. Ливан еще можно было назвать республикой, но с 1930-х стало ясно, что суннитские мусульманские лидеры предпочитают общество других левантийских арабов. Для многих суннитов Ливан перестал ассоциироваться с нацией, страной или государством. Для них существовала только одна арабская нация, которая простиралась от Ирака до Омана.

Шарль Малик был одним из тех людей, которые с гордостью считали себя ливанцами. Во время своих лекций и интервью он постоянно подчеркивал, что видит Ливан местом встречи Востока и Запада. Он говорил, что ливанцы имеют доступ к святая святых и Запада, и Востока, и именно поэтому здешние христиане и мусульмане способны понимать культуру друг друга на самом глубоком уровне[160].

Малик был человеком мира, он свободно владел арабским, французским, английским и немецким языками. Сначала он изучал математику и физику, затем увлекся философией науки и поступил в Гарвардский университет в США. В 1935 г. он выиграл грант на обучение во Фрайбургском университете на курсе немецкого экзистенциалиста Мартина Хайдеггера. Год, проведенный в нацистской Германии, открыл ему глаза на суть тоталитарных государств, и нацистских, и коммунистических, которыми были так очарованы многие интеллектуалы его поколения.