Тайная вина

— Это чистая правда, — спокойно продолжил он. — Она — великолепный и непревзойденный преподаватель, потрясающий исследователь, чудная женщина, но пишет еще хуже, чем готовит. Ей нужен настоящий писатель в качестве соавтора. Она умная женщина и мигом поняла это.

— Наверное, это действительно так, — задумчиво сказала Ли. — Меня волнует лишь одно — чтобы никто, включая тебя, не смог причинить вред тетиной репутации.

— Тебе никогда не казалось, — спросил Адам, решив затронуть проблему, которая больше всего волновала его, — что твоя совершенно слепая преданность Вербене лишь причиняет вред тебе и ей?

— Я считаю, что слово «слепая» — в данном случае преувеличение, Адам.

— Тогда почему тебе не хватило духа сказать ей, что последний ее труд никуда не годится? Только подумай, от скольких унижений и слез ты могла бы спасти ее, поступи ты так, как советовала тебе твоя совесть, и скажи ты ей, что книгу надо бы переделать заново.

— Как ты смеешь предполагать, что я…

— Или ты слишком боялась, что вы поссоритесь? Что она обидится или, что еще хуже, разочаруется в тебе? Ты не стала рисковать даже ради того, чтобы помочь ей?

Ли побледнела.

— В том, как отношусь к семье и как я… я…

Адам не отступился.

— Ты ведешь себя так, словно в душе чувствуешь вину.

— Я знаю, но…

— Что «но»? Ты думаешь, Вербена умрет, если ты чем-то огорчишь ее? Ли, неудивительно, что тебя не было дома целых два года. Деньги тут ни при чем. Вербена могла бы тут же выслать тебе оплаченный билет туда и обратно, без проблем. И могла бы делать это каждый уик-энд, если бы была уверена, что ты приедешь. Но ты знаешь, что по приезде сюда тебе сразу придется стать терпеливой, любящей и взваливающей на себя столько ответственности, что любой другой человек уже давно бы не выдержал этого. Естественно, тебе этого не хочется. Вербена любит тебя. И прекрасно справляется со всеми делами в твое отсутствие.

— Я чувствую себя такой виноватой, — призналась Ли. — Каждый раз, когда я лишь думаю о поездке домой, на меня наваливаются усталость и апатия. Но я люблю Вербену. И люблю этот дом. Только…

Адам поцеловал ее ладонь.

— Пора тебе избавляться от своих кошмаров, Ли, так же как от других предрассудков, если мы хотим, чтобы наши отношения переросли в нечто большее, чем летний флирт.

Их глаза встретились… Он только что облек в слова ее заветное желание, но все же в душе ее царила полная сумятица.

— Все меняется так быстро, с тех пор как я встретила тебя, — прошептала она.

— Со мной творится то же самое.

По ее щекам потекли слезы.

— Я уже ни в чем не уверена и не знаю, что для меня хорошо, а что плохо.

— Ли! — Он встал и обогнул угол стола. Она вскочила со своего стула и бросилась к нему в объятия. — Я тоже жутко боюсь, тихо признался он ей.

— Ты… мне так нужен.

Он схватил ее на руки. Ли беспрестанно целовала и гладила Адама, пока он нес ее в спальню. Там они рухнули на свежие простыни и торопливо избавились от одежды.

Эта ночь была особенной для них. Страсть бурлила в их телах, словно молодое вино, дурманила головы. Они отдавались любви все с той же увлеченностью, переживая бесстыдные экстазы страсти в объятиях друг друга.

Потом они лежали рядом, не чувствуя сил на новые любовные подвиги, и наслаждались каждой минутой этой близости, все больше узнавая друг друга, заново открывая для себя предмет своей любви.

— Кстати, ты не подумывал о преподавательской работе? Не теперь, а когда-нибудь? Ты сейчас в зените славы, так что тебе обязательно предложат какое-нибудь место. Не все университеты такие консервативные, как Баррингтон, — вдруг заговорила она.

— Консервативные? — развеселился он. — Ты только послушай себя со стороны! Ты снова защищаешь меня!

Она промолчала.

— Не знаю, займусь ли я когда-нибудь преподаванием. Но думаю, мне бы это понравилось. Мне кажется, что я бы сумел сделать свой предмет увлекательным и даже захватывающим для многих студентов. Но пока мне некогда думать об этом. Я ведь постоянно занят — пишу, работаю в библиотеке, читаю лекции, выступаю перед читателями, консультирую на телевидении. А ты бы хотела преподавать?

— Очень. Но это и неудивительно. Я ведь выросла в такой среде, где это естественно.

— Ты станешь очень хорошим преподавателем, — заверил ее Адам. А затем поморщился и добавил: — Сначала все ребятишки будут трястись от страха перед тобой, а потом парни поголовно влюбятся в тебя, а девчонки будут приходить, чтобы поболтать о своих проблемах.

— А как насчет моей блестящей академической карьеры?

— А это само собой разумеется. Тебе сам Бог велел стать профессором истории! У тебя есть то, что большинству из них и не снилось!

И он руками обвел эти «достоинства», чтобы пояснить свою мысль.

Их голоса звучали все тише и тише, и наконец они уснули, забыв о потрясении, пережитом ими прошлым вечером, убаюканные счастьем, обретенным в объятиях друг друга.