Но это будет потом. А в середине 50-х годов научно-исследовательский институт Берга являлся единственным, который вел разработку этой темы. К этому времени была создана станция помех, которая размещалась на борзу самолета. Она могла определять направление на радиолокационную станцию, ее рабочую частоту, длительность и частоту повторения импульса.
Кроме бортовой воздушной станции конструкторы НИИ сумели создать наземную установку разведки и помех радиолокаторам бомбоприцелов самолетов.
Вот, собственно, и все, чем был богат институт по этой теме. Следует добавить, что на базе наземной станции создавалась более мощная система с несколькими передатчиками.
Брахман для начала поручил Мажорову заняться переделкой передатчика непрерывных помех. Он должен был превратиться в передатчик помех импульсных.
Юрий с удовольствием взялся за работу. Все продумал, взвесил, определил список необходимых приборов и оборудования и бросился в бюро, которое возглавлял Вадим Дьяконов.
Начальник бюро прочел список и с сарказмом спросил:
— Майор, вам больше ничего не надо?
Мажоров удивленно заморгал.
— Ну, списочек маловат.
Дьяконов выдержал паузу и вполне серьезно сказал:
— Из того, что вы хотите, у меня ничего нет. Вот только старые приборы, которые до войны принадлежали фирме «Телефункен».
Юрий стал возражать. Дьяконов больше не сказал ни слова, он нагнулся, достал из-под стола плакатик и поставил перед Ма-жоровым. На нем было написано: «Изложил свое дело? А теперь убирайся!»
Пришлось брать, что предлагали. Кое-что из старых приборов «Телефункена» удалось использовать, но не хватало очень важного прибора — импульсного осциллографа. А без него, как без рук.
Правда, через некоторое время Дьяконов смилостивился и вытащил из своих загашников новенькой осциллограф.
И тем не менее для успешной работы не хватало то одного, то другого. Приходилось что-то придумывать самому, как-то изворачиваться, искать, конструировать.
Но работа шла, и достаточно успешно. Вскоре передатчик стал передавать импульсные помехи.
Главным видом помех для радиолокационных станций были шумовые помехи. Они, собственно, и маскировали отраженный от цели сигнал. Но эти же помехи делали невозможным контроль за РЛС. Станция могла в любой момент сменить частоту и уйти из-под помех. И потому конструкторы помеховых систем старались создавать шумы в максимально широком диапазоне частот.
Примером тому — создаваемая в те годы станция заградительных помех «Завеса». Она безусловно была мощная, но в то же время очень энергоемкая, громоздкая и тяжелая. Достаточно сказать, что для ее размещения строился специальный самолет.
Разумеется, ученые понимали: больше наращивать вес и энергоемкость станции невозможно. Надо искать иные, альтернативные пути. И тогда возникла идея: вместо широкополосной шумовой помехи излучать помеху импульсную, подобную импульсам РЛС. Идею надо было проверить на практике. Вот тогда Брахман и поручил эту работу молодому научному сотруднику НИИ майору Мажорову. По сути, это означало ведение исследовательских работ по созданию системы ответных помех.
А поскольку действующая установка импульсных помех уже была готова, Мажорову удалось быстрее других начать исследования нового вида помех. В помощь ему дали техника Михаила Чемези-нова. Вместе они собрали необходимую аппаратуру и выехали на полигон.
Летный испытательный полигон НИИ располагался в районе нынешнего Сиреневого бульвара. Там был аэродром и три самолета — два Ила и один Ми-2.
Установив аппаратуру в одном из самолетов, они начали испытания. Самолет проводил полеты на различных высотах и режимах. Мажоров и Чемезинов налетали тогда более 100 часов.
«Результаты нашей воздушной работы, — скажет потом Юрий Мажоров, — оказались очень впечатляющими. Так тихо и почти незаметно я вошел в науку».
Первые исследования Мажоров описал в научно-техническом отчете по летным испытаниям эффективности нового вида помех — ответных. Было принято решение продолжить исследования, а также найти технические возможности их создания.
Для этой работы под руководством Мажорова развернули научную группу. В нее вошли майоры Сергей Мякотин и Владимир Добрынин, техники Гелий Цибульник, Гарькавенко. Через некоторое время группу «укрепили» инженером Максименко и техником Седушкиной.
Работали много, увлеченно. Как-то в коридоре института Мажоров встретил офицера. Тот представился: «Старший лейтенант Зиничев». Спросил, не служил ли Юрий Николаевич в 1941 году в 4890-м отдельном радиодивизионе. «Служил», — ответил Мажоров. Но старшего лейтенанта вспомнить не смог. Тогда Зиничев назвал несколько общих знакомых и поинтересовался, сохранился ли у Мажорова черный блокнот, куда он зарисовывал схемы.
Действительно был и блокнот, и схемы, и вечером дома, открыв его, Юрий нашел фамилию рядового Зиничева.
После войны Зиничев окончил Московский авиационный институт, стал лейтенантом запаса. Но вскоре после войны в Корее его из запаса призвали, и он попал в НИИ.
Мажоров предложил своему бывшему сослуживцу поработать в его группе. Тот с радостью согласился.