Тайная война Разведупра

Надо было истреблять кадры РККА, которые решали все, и вылепить новый командный состав. Удивительная наша слепота и коварство власти».

В зале вновь наступила гнетущая тишина. Собравшиеся словно оцепенели. Поразительно было слышать такие слова из уст великого Сталина.

…В перерыве Хаджи Мамсуров вышел в холл. К нему подходили командиры, одобрительно жали руки, поддерживали. И тут он увидел своего старого знакомого, «генерала Бодегу» — Павлова. Он подошел, поздоровался и, понизив голос, насмешливо сказал: «Ксанти, не пропал ты, фашисты тебя не убили, теперь свои убьют. Гляжу я на тебя и пойму, дурной ты, чи шо?»

Так и сказал: «Дурной ты, чи шо?» Мамсуров тогда и не понял, что означало это «чи шо». Позже значение украинского оборота объяснил ему Кузьма Деревянко, начальник штаба в его особой лыжной бригаде, и они долго смеялись.

Хотя в тот апрельский день 1940 года полковнику Хаджи Мамсурову, откровенно говоря, было не до смеха. Он обрел могущественного и коварного врага в лице Льва Мехлиса. Однако враги никогда не пугали Хаджи.

Наш комдив удалой…

Комдив генерал Хаджи Мамсуров верхом на лошади скакал в полк Автодиева. Его 2-я гвардейская кавалерийская дивизия, прорвав оборону немцев у города Кросно, вела бои в предгорьях Карпат. Впереди была Чехословакия, но фашисты не собирались пускать кавалеристов в Карпаты. Завязались тяжелые, ожесточенные бои. На острие атаки его соединения был полк Автодиева.

Братьев Автодиевых хорошо знали и любили в дивизии. Младший Ваган погиб в рукопашном бою под Гродно. Генерал помнил его еще курсантом. Старший недавно возглавил полк, после того, как Мамсуров отстранил от командования полковника Мизерского.

Когда комдив вспоминал о Мизерском, внутри все клокотало. Этот холеный бездельник не раз подводил в критическую минуту. А то, что случилось во время тяжелых боев под Кросно, стало последней каплей.

Ставропольский добровольческий полк, действуя на левом фланге дивизии, продвинулся вперед на 15 километров. Пехотинцы Москаленко тоже хорошо поддержали кавалеристов. Однако полк Мизерского топтался на месте.

Мамсуров пытался связаться со штабом Мизерского по телефону, но ему сказали, что комполка на месте нет, он в тылу, километрах в десяти от переднего края.

Комдив приехал в полк, нашел Мизерского. Тот… мирно спал. Генерал поднял его с постели и дал два часа на сборы. «И чтоб духу твоего не было в дивизии», — пригрозил Мамсуров.

Вместо Мизерского назначили храброго, толкового офицера Абдулу Автодиева.

Родные братья Автодиевы были очень разными. Младший Ваган — стройный красавец, отменный кавалерист, а старший — огромный, кряжистый, с некрасивым, каким-то зверским лицом. Недавно его ранило, и товарищи подтрунивали над ним, мол, Автодиев получил ранение века. А вышло так, что в бою ему в лицо попала щепка. Абдула долго сокрушался: ранение должно быть металлом, а не деревянной щепкой. Это позор, считал офицер.

Мамсуров вспоминал страшное лицо с кровоподтеком от щепки и улыбался: у Автодиева душа была чистая и добрая, как у ребенка.

Комдив знал бесстрашие и горячий характер Автодиева и просил замполита Колотовского беречь командира.

…Генерал Мамсуров сразу проехал к штабу полка, спрыгнул с лошади. С первого взгляда стало ясно — что-то случилось. Опущенные головы кавалеристов, у повозки стоял ординарец Автодиева и плакал.

На повозке лежал командир полка. Бледный, без кровинки в лице, глаза закрыты. Комдив склонился над Авгодиевым. Комполка с трудом разлепил тяжелые веки:

— Да, Хаджи, вот и погибли два брата. Обними меня…

Потрясенный Мамсуров обнял Автодиева:

— Ухожу, вслед за братом, — еле слышно прошептал Абдула.

Комдив вскинул голову. Слезы душили его. Сентябрьское солнце садилось за вершины гор, охваченные осенним пламенем багрянца. Было тихо, словно остановилась война. Эта тишина рвала сердце. Хотелось выть волком.

Автодиев умирал на его руках.

…Вечером комдив Мамсуров возвратился в штаб дивизии. Он долго сидел за столом над раскрытой картой. Со стороны казалось, генерал думал о завтрашнем бое. Но мысли его путались, бежали, опережая друг друга, и были далеко от этих мест.

Стоя у повозки с телом погибшего фронтового товарища, Хаджи Мамсуров, может, впервые за столько лет войны остро почувствовал, как страшно он устал. Шел уже четвертый год войны. Как далек был сегодня тот сорок первый — Белоруссия. Смоленщина, потом Ленинград.

Уже в августе, когда фашисты прорвали наш фронт у Чудово, его, полковника Мамсурова, назначили командиром 311-й стрелковой дивизии. Сказали одно: ни шагу назад. И он держался зубами за тот клочок земли, который отвели его дивизии. Отступать было некуда, дальше — Ленинград.