– Пусть так, – сказал он. – Это с одной стороны. С лестной стороны. Мне нравится видеть себя вашими глазами. – Он наклонился и нежно поцеловал меня в губы. Наш первый поцелуй – долгий и несказанно сладкий. Его теплые губы на вкус напоминали лимонный сироп. – Вы делаете меня лучше, Катерина, – прошептал он мне на ухо, и сердце мое защемило.
Но сейчас вокруг нас зажгли свечи. Осталось только две масляные лампы, чтобы освещать сцену. Заиграл оркестр.
«Мир вверх тормашками» – комическая опера об обществе, где все стало наоборот. Мужчины стали добровольными, почти бессловесными рабами любимых женщин. Они вязали одежду, приносили горячий шоколад в постель, даже выносили за ними ночные горшки. В какой-то момент на сцену выбежал человек со спицами в руках и запел: «Я вяжу очень быстро и за три месяца уже связал половину чулка!» Мы смеялись до колик в животе.
Наступила глубокая ночь. Вокруг нашей ложи, подобно виноградной лозе, разрастались любовные чувства. Посредине арии о том, как человек беспомощен в море любви, Джакомо поставил свой стул за моим. И со своего места стал осыпать мою спину поцелуями. Я дрожала от восторга.
Он обнял меня и стал пальцами играть у кружевного края моего корсета. Один раз его пальцы на что-то наткнулись. Он вытащил вещицу, чтобы я посмотрела. Это оказалась одна из блестящих стеклянных стрекоз – розовая, – которая, наверное, упала в складки платья в гондоле, когда я направлялась в театр. Она все это время пряталась в кружевах платья, ждала, пока ее обнаружат.
Он поцеловал стрекозу, и я почувствовала его горячее дыхание на своей коже. Он стал водить стрекозой по спущенным золотистым нитям, как будто в медленном полете. Она летала, не зная куда. Просто радовалась, что летает надо мной. А потом она вновь спряталась в складках платья. Джакомо развязал мне корсет, жадной рукой следуя со стрекозой все глубже.
Мое дыхание участилось. Я не могла это остановить. Да и не хотела. Я жаждала полностью погрузиться в свои ощущения. Мне пришла в голову мысль, что нас могут увидеть, что могут, даже несмотря на пение на сцене, услышать мои стоны наслаждения, но мне было на все наплевать. Я чувствовала неистовое желание, просто обезумела от страсти.
Он засунул руку мне под юбки. И я стала рабой любви.
Глава 12
– Не везите меня пока домой, пожалуйста. – Я вздыхаю, склоняя голову ему на плечо, когда мы выходим из театра. По моим подсчетам до рассвета оставалось часа два. Площадь Сан-Самуэль до сих пор жила своей жизнью в свете фонарей и факелов тех, кто посетил оперу, но совсем скоро под звездным небом останемся мы одни.
– Может быть, пойдем прогуляемся? – предложил он, целуя меня в висок.
Я засмеялась: еще никогда я не чувствовала себя такой игривой и довольной. Наверное, догадалась я, это и есть любовь.
– Я проведу для вас экскурсию, – заявил он, низко кланяясь, размахивая своим черным плащом. Он вновь нацепил маску с клювом. – Нечто похожее на Большой тур по Европе, только, возможно, не настолько большой. Это будет тайная экскурсия по этой части Венеции.
– Тайная? – Я была заинтригована.
– Тайная! – подтвердил он, беря меня за руку и увлекая в узкую улочку, ведущую с площади.
Обнадеживающий свет фонарей и шум толпы вскоре остались позади. В конце улицы он свернул в другой переулок, еще более темный и узкий. Все дома были заперты, окна закрыты ставнями. Джакомо продолжал быстро шагать по улице.
– Уже недалеко, – негромко бросил он через плечо.
Я оглянулась, боясь, что сзади на меня могут наброситься с ножом. Джакомо резко остановился, и я практически упала на него, засмеявшись от своей неловкости.
– Тсс, – он тоже засмеялся. – Мы всех в округе разбудим.
Он достал из кармана трутницу[14]
, опустился на колено. Я слышала резкий скрежет стали о кремень и вскоре увидела искры. Джакомо зажег маленькую свечку. Когда он встал и поднял свечу над нашими головами, я увидела, что мы стоим перед коваными железными воротами. Все пахло сыростью, как будто эту дверь уже давно никто не открывал.– Где мы? – поинтересовалась я. Подняла голову и увидела простой оштукатуренный кирпичный дом. Совершенно не похожий на наш великолепный особняк, отделанный порфиром, розовым и зеленым мрамором, привезенным в Венецию из далекого Египта.
– Здесь я родился, – объявил Джакомо.
– Вот как! – Я постаралась изобразить восхищение.
Я услышала, как он глубоко вздохнул, видимо пытаясь взять себя в руки.
– Моя мать была единственным ребенком сапожника. Мой отец – актер – играл в труппе театра Сан-Самуэль. Он увидел ее здесь, шестнадцатилетнюю красавицу, и влюбился с первого взгляда. Девять месяцев спустя на свет появился я.
Он задул свечу, а я стояла очень тихо, прислушиваясь. Я все еще могла разглядеть его черный плащ и белую маску, которую он сейчас снял. Глаза его блестели – глаза истинного игрока. Он и теперь играл, уж меня-то ему не обмануть.