Келья Марины Морозини была лучше моей. В два раза больше, и мебель была привезена из дома: золоченая кровать с толстым матрасом, диван, обитый розовым шелком, турецкие ковры, даже ярко-желтая канарейка в клетке. Марина потомок старинного аристократического рода. Можно было сразу догадаться по фамилии. Я вспомнила нескольких уже почивших дожей из Венеции по фамилии Морозини.
Почему она здесь? Несомненно, такая высокопоставленная семья могла позволить себе приданое. И даже если у них не было денег, разве они не стали бы прежде всего выставлять на ярмарке невест свою дочь? Такую-то красавицу? Ни для кого не секрет, что многие девушки, которых отправили в монастырь, имели какие-то недостатки.
—
— Ты должна мне улыбнуться, Катерина! — сказала она, присела на диван, похлопала по подушке, чтобы я садилась рядом. — Наверное, ты сейчас чувствуешь себя несчастной, но я научу тебя, как быть здесь счастливой.
— Откуда вы знаете, что я несчастна? — спросила я, продолжая неловко стоять. Но, конечно же, каждая девушка, очутившаяся в монастыре, несчастна. Чему же она здесь радуется?
— Все видно по твоим грустным глазам, — ответила она. — Глаза — зеркало души. Ты… по ком-то скучаешь? — Она опять похлопала по сиденью и ободряюще улыбнулась.
На этот раз я подошла и присела рядом.
— Так что? — не отставала она.
— Скучаю, — призналась я, желая вспомнить свою любовь. — Я действительно скучаю. Очень-очень.
— Поведай мне все! — уговаривала она. — Поделись со мной всеми своими секретами.
— Да не о чем рассказывать, — ответила я, пытаясь удержаться от опрометчивого поступка, о котором потом буду жалеть.
— Конечно же, есть о чем! — не отступала она, беря меня за руку. — Расскажи.
Как же приятно ощущать чье-то рукопожатие, чувствовать чье-то прикосновение, кажется, искреннее участие.
— Я… я тайно вышла замуж! — призналась я.
— Ты уже жена! — воскликнула она. — А сколько же тебе лет? Пятнадцать?
— Четырнадцать, — зарделась я.
— Четырнадцать. — Она немного отстранилась, как будто рассматривая меня издали.
Я смотрела на ее губы, которые казались влажными. Неужели она намазала их каким-то волшебным дорогим маслом?
— Что ж, ничего удивительного, что тебя уже похитили, — спустя какое-то время произнесла она. — Катерина, ты такая красивая. Особенно когда улыбаешься.
Сердце мое затрепетало. От ее пристального взгляда — то, как она восхищается мной, словно хочет съесть, — мне стало неловко. Я осознала, что, скорее всего, слишком много рассказала о себе и мне следует прикусить язык, пока не сболтнула лишнего. Я подобрала юбки, намереваясь откланяться. Она вновь схватила меня за руку, удерживая рядом с собой.
— Насколько я понимаю, ты бы хотела написать своему супругу, верно? — Она озвучила мое самое заветное желание. — Получить от него весточку?
— Да-да! — Я тут же растаяла от ее предложения. —
— Катерина… — протянула она, румянец залил ее безукоризненно белые щеки, — только глупышки следуют здешним правилам.
Она разгладила измятую мною рясу, подалась ближе, чтобы поведать тайны.
— Возьмем, например, первое правило: никаких писем домой и из дому. Проще простого. Любые служанки старше сорока — их называют здесь послушницы — пользуются привилегиями: им разрешено покидать стены монастыря по поручению настоятельницы.
— А почему только те, кто старше сорока? — поинтересовалась я.
Марина засмеялась, потом легонько прикоснулась пальчиком к моему носу, как будто восхищаясь моей наивностью.
— Потому что — какие неприятности их могут поджидать? Они слишком стары для неприятностей — по крайней мере, для тех неприятностей, которые мы для себя ищем! — Она заговорщически сжала мое плечо. — Но это совершенно не означает, что им не нужны деньги. Жажда денег вечна. Позолотишь правильную руку… и вот твое письмо уже отправилось в Венецию. Еще одна монета — и письмо от твоего люби… супруга, дорогая моя, попадает сюда.
— А вы могли бы подсказать мне, кто из послушниц для меня мог бы отправиться в Венецию? — Я опять воспрянула духом, вспоминая письмо, которое теперь могу отправить. А благодаря Джакомо у меня был полный кошелек денег, которые я собиралась потратить на написание ему писем.
— Подожди! Подожди! — остановила меня Марина, хватая за руку и вновь усаживая меня на диван. — Ты как испуганная лань, готовая вот-вот сбежать! Позволь, Катерина, я расскажу тебе одну историю!
Я вновь опустилась на диван, но мысленно была уже где-то далеко.