Выйдя из лифта на своем этаже, Яков оказался в кромешной тьме - свет на этаже не горел. Не без труда отыскав выключатель, он щелкнул по нему и, обернувшись к своей двери, потрясенно замер.
Хрупкая фигурка на пороге заставила сердце нервно дернуться и оборваться.
Олеся сидела, уткнувшись лицом в колени. Одинокая, потерянная, беспомощная…
Яков стремительно подскочил к ней, поднял на ноги, инстинктивно прижал к себе…
И только после этого сообразил спросить:
- Ты чего это… тут?
Она подняла голову, взглянула на него… Впервые он видел, чтобы она смотрела так: глазами беззащитного ребенка…
Но еще больнее стало, когда она спросила вдруг:
- Ты правда хочешь быть моим папой?
В горле встал ком. Перед ним стояла теперь не та девочка, которая так не сообразно своему возрасту умело жарила котлеты, а маленький ребенок, которого нужно было защищать…
Только от чего или кого?..
Не выпуская ее из объятий, бережно приобняв за плечи, Яков подтолкнул Олесю к двери, свободной рукой открыл замок и завел девочку внутрь квартиры.
Она дрожала в его руках - видимо, замерзла. Он ужаснулся мысли о том, сколько она просидела вот так, у двери, декабрьским холодным вечером, и главное - почему вообще на это пошла?
- Давай немного отогреемся и потом поговорим, - предложил и голос его невольно дрогнул. - Ты есть хочешь?
Она отрицательно мотнула головой.
- Ладно… но чай придется выпить.
Проведя Олесю в комнату, он усадил ее на диван и потянулся, чтобы снять с дочери верхнюю одежду. Только теперь Яков заметил: куртка на ней была совсем не по погоде, больше подходившая для мягкой южной зимы, а не местного декабрьского мороза. Да и выглядела ее верхняя одежда далеко не новой, хоть и была чистой и опрятной…
Он лишний раз осознал, почему Инга так отчаянно цеплялась за него. Достигнув дна, она искала якорь, который так надежно держал ее прежде. Но это явно не было любовью, в которой она пыталась его убедить. Это было отчаяние, нужда, одиночество - но только не любовь.
И это к лучшему. Потому что ему больше нечего было ей дать.
- Вот так, - прокомментировал Яков, закутав Олесю в теплый плед. - Я пойду заварю чай, а ты пока поиграй в одну игру…
Он открыл на телефоне приложение маркетплейса и протянул Олесе.
- Игра называется «во что я одела бы свою любимую куклу». То, что понравится, отмечай сердечком, вот тут… И не забудь, что кукле нужен полный гардероб, включая верхнюю одежду, чтобы не замерзла. Идет?
Олеся коротко кивнула, осторожно приняв из его рук телефон. Чтобы не смущать ее, Яков поспешно вернулся на кухню.
Он выждал полчаса, за которые успел сделать чай и сварганить несколько бутербродов, после чего снова зашел в комнату.
- Ну как дела? - бодро поинтересовался у Олеси. - Выбрала?
- Да.
Девочка вернула ему смартфон и, едва взглянув на экран, Яков понял, что его уловка раскрыта. Олеся вовсе не кидала в избранное все, что понравится, она выбрала строго по одной штуке каждого предмета гардероба.
- Ну… неплохо, - прокомментировал Яков и, пододвинув к ней чай и горячие бутерброды, скомандовал:
- Кушай.
Сам же докинул в корзину еще несколько вещей, некоторые - похожие на те, что выбрала Олеся, некоторые - на свой вкус. Задумавшись, припомнил, что не видел у девочки никаких игрушек, кроме книги, которую подарила ей Карина, и добавил к заказу большого мягкого медвежонка…
Оформив экспресс-доставку за 2 часа, вновь сосредоточил взгляд на дочери…
Он уже пару дней, как знал, что Олеся и в самом деле его дочь. После того, как увез их с Ингой, Яков нашел дома забытую детскую розовую зубную щетку - настолько разлохмаченную, что страшно было думать, сколько ей лет. Остался на кухне и стакан, из которого при нем отпила девочка…
Все это он отнес в клинику для проведения теста. И получил результат с почти стопроцентной вероятностью того, что Олеся - его.
А значит, он теперь отвечал и за нее. И обязан был обдумать всю ту чудовищную информацию, что поступала ему со всех сторон. Он буквально держал судьбу девочки в своих руках.
- Ты спросила меня, хочу ли я быть твоим папой, - заговорил он, когда Олеся закончила есть.
Дочь кивнула.
- Конечно, я хочу им быть, - твердо ответил Яков. - И поэтому я должен знать, почему ты здесь… и одна.
- Я сбежала, - тихо призналась она.
Челюсти Якова сжались. Неужто Света была права? Неужто говорила правду о том, что Инга - никудышная мать?
- Почему? - задал он вопрос, стараясь сделать так, чтобы голос его звучал спокойно и ровно.
Олеся отвернулась, словно не хотела показывать своих эмоций. Яков инстинктивно подался к ней, взял ее руки в свои и мягко попросил:
- Расскажи мне.
Она молчала некоторое время. А когда заговорила, от ее тона по всему его нутру растеклась боль…
- Она меня не хотела.
Он с трудом заставил себя спросить:
- Кто тебе такое сказал?
- Она сама…
Это признание его ужаснуло. Неужели Инга была настолько жестока с дочерью? Он не верил. Не хотел верить. Да, она была эгоисткой, да, расчетливой и способной идти по головам, но он никогда не видел в ней откровенной злобы и жестокости…
- Как?.. - только и сумел выдохнуть.