Сначала взор его был затуманен, но вот мысль сверкнула в нем – и в то же мгновение, прежде чем Марина успела слово молвить, Джаспер резко приподнялся – и кинулся на нее, так угрожающе выставив правую руку, что Марина даже отпрянула.
Впрочем, прыти его хватило ненадолго: он тут же неловко завалился набок, испустив короткий, болезненный стон.
Марина с Флорой помогли ему лечь на спину, и Джаспер бессильно прикрыл глаза.
Марина огляделась. Алан, чудо-ребенок, сплетал соломинки в некое подобие веночка, предоставив взрослым разбираться в своих запутанных обстоятельствах. Солома в телеге, еще недавно стоявшая душистым ворохом, теперь была так плотно убита, словно по ней прогнали стадо.
– У него жар, – сказала Марина, кивнув на Джаспера и отодвинувшись на всякий случай подальше.
– Малярия, – со слезами в голосе пояснила Флора, прикладывая свои прохладные ладони ко лбу раненого. – Он едва смог приехать и предупредить меня о том, что… – она замялась, – о гибели леди Урсулы. И тотчас ему стало плохо, так плохо, что у нас с матушкой едва достало сил положить его в телегу. Я так боялась… и за него, и за Алана, так боялась…
Она громко всхлипнула.
– А теперь-то чего плакать? – рассудительно сказала Марина. – Рана неопасная, в два счета заживет. А что до малярии – вот я вас научу. Еще когда живы были мои отец с матерью, у них в гостях бывал один человек – отставной капитан, воевавший в каких-то гнилых местах, где он подхватил болотную лихорадку. Он всегда был желтый, измученный, но вот как-то раз приехал совершенно здоровый и рассказал, как вылечился. Надо взять куриное яйцо, вылить из него белок с желтком через маленькую дырочку, а от скорлупы осторожненько отделить внутреннюю беленькую пленочку. А потом, накануне приступа малярии, надеть ее на палец больному. И вот пленочка – по-русски она называется отонок, о-то-нок – начнет ссыхаться и постепенно так зажмет палец, что в нем начнутся дикие боли. Но это нужно перетерпеть, потому что боль сия – целебная. Она всю лихорадку к себе оттянет, и малярии не за один, так за два раза такого лечения не останется и в помине.
Она рассказывала об этом так спокойно, словно не было ничего обыкновеннее на свете, как сидеть двум женщинам на соломе, в телеге, посреди лесной заброшенной дороги, в компании ребенка, жизнь которого висит на волоске, и трех мужчин: одного раненого, другого связанного по рукам и ногам, а третьего лежащего бесчувственной колодою, – сидеть и обсуждать русские знахарские рецепты.
– Да, да, – вдруг слабо проговорил Джаспер, не размыкая век, – что-то в этом роде мне, помнится, говорила и леди Елена, но я так и не удосужился попробовать.
– О, моя тетушка знала толк в таких вещах! – важно кивнула Марина, радуясь, что Джаспер не видит ее лживого лица. – Она тоже была знакома с тем больным капитаном, а потому…
– Елена не была вашей теткою, – со стоном сказал Джаспер. – Она сама говорила мне, что у нее в России осталось всей родни брат да племянник, Олег Чердынтсефф. Ни о какой госпоже Бахметефф она никогда не вспоминала.
– О… – тихо сказала Марина, и на какое-то время это было все, что она могла сказать. – Значит, вы знали с самого начала, что мы с Десмондом лжем?
– Я знал с самого начала, что лжете вы, ну а Десмонд, очевидно, был заморочен вами еще в России.
– Ну конечно! – вскипела Марина. – Я наврала с три короба, а Десмонд рядышком постоял, так? Ох уж этот бедненький Десмонд, который позволяет женщинам вертеть собой, как им вздумается! Просто агнец Божий, невинное дитя!
– Да уж, женщины у Десмонда одна другой лучше, – усмехнулся Джаспер. – Впрочем, это проклятие Макколов! Их женщины вечно норовят учинить что-нибудь немыслимое: как любовницы, так и… жены.
Пауза перед этим словом была слишком многозначительной, чтобы Марина не обратила на нее внимание, и взгляд ее надолго скрестился со взглядом Джаспера. В ее глазах было смятение, в его – непреклонность и презрение, и Марина, не выдержав, отвела глаза.
– Кто вам сказал? – шепнула она, прикладывая ладони к вспыхнувшим щекам. – Неужели Десмонд?
– Нет, он стойко хранил тайну. Однако только дурак не догадался бы, кого разыскивал капитан Вильямс и что он имел в виду. Урсула рассказала мне о его визите, и я мгновенно обо всем догадался. Похоже, догадался не только я, потому что кто-то прикончил беднягу, насколько я слышал. Интересно бы знать, кого вы так разозлили своим тайным бракосочетанием, а, мисс Марион? Вам ничего не приходит на ум?
– А чему тут приходить? – устало пробормотала Марина. – Ответ один. Десмонд!
– Десмонд?! – как эхо отозвались три изумленных голоса.
Три, Марина не ошиблась. Два принадлежали Джасперу и Флоре, а третий исходил откуда-то снизу.
Марина перевесилась через край телеги, да и замерла, встретив насмешливый взгляд Хьюго, который умудрился перевернуться на спину. Лицо его все было испачкано в земле, а связанные руки, конечно причиняли боль, но все-таки он не мог сдержать смеха, с наслаждением выплюнув в лицо Марине: