За безопасность русской делегации на пути от Варшавы до Берлина отвечал я. Относительно мер по охране на территории Германии я был совершенно спокоен, но на участке пути, проходившем по польским землям, нужно было быть готовым ко всяким неожиданностям. Советы сразу же высказали свои сомнения на этот счет. Вдоль железной дороги на всем протяжении пути были выставлены удвоенные посты, кроме того, специальные команды патрулировали участки пути. При этом мы установили всеобъемлющий контроль за границей, гостиницами и поездом. Вместе с тем велось скрытое наблюдение за всеми спутниками Молотова; ведь не в первый раз русские использовали такие возможности, чтобы незаметно протащить с собой агентов разведки. Наше подозрение и на этот раз было не без оснований — личность трех членов делегации нам не удалось установить, и как раз они-то, прибыв в Берлин, сразу же установили контакты со всеми возможными центрами. Однажды мы захотели вмешаться, но русскому удалось достичь экстерриториальной зоны своего посольства и скрыться там.
Молотов вернулся в Москву через четыре дня. 27 ноября Министерство иностранных дел СССР вручило германскому послу ноту, содержащую основные позиции Советского Союза. В ноте предлагалось дать ясный ответ на ряд вопросов:
Наше отношение к политике СССР в Финляндии.
Россия хотела установить свои военные базы в Болгарии и договориться о таком же соглашении, какое мы имели с Румынией; с этой целью необходимо установить военные базы в Дарданеллах; если Турция не пойдет на это, то Россия, Германия и Италия должны принудить ее выполнить эти требования.
О сферах интересов в районах южнее Баку и Батуми.
О необходимости Германии повлиять на Японию уладить спор с Советским Союзом при решении вопросов, связанных с островом Сахалин.
Если на все эти вопросы последуют удовлетворительные ответы, Советский Союз готов присоединиться к трехстороннему пакту.
Переговоры между Молотовым и Гитлером протекали в весьма холодной обстановке и ни к чему не привели. Уже в сентябре сорокового года Гитлер укрепил Восточный фронт двадцатью немецкими дивизиями, а генеральный штаб разработал планы возможного вторжения в Советский Союз летом того же года. Затем последовали широкие маневры под командованием генерала фон Паулюса.
18 декабря 1940 года Гитлер подписал приказ по вермахту № 21 «Об операции «Барбаросса» — нападении на Советский Союз. Приказ предусматривал наступление примерно ста пехотных дивизий, двадцати пяти танковых и тридцати моторизованных дивизий. 3 февраля 1941 года Гитлер одобрил представленный Главнокомандующим армии фельдмаршалом фон Браухичем стратегический план нападения на СССР…
…Во главе нашей контрразведки в Бреслау стоял опытный и способный сотрудник, который уже много лет занимался делами, связанными с восточными областями, великолепно зная русский и польский языки. Его партнером по сектору военной контрразведки был также человек, обладавший большими способностями. Оба неоднократно поставляли нам ценную информацию. И все же у меня было впечатление, что они порой пытаются пустить Берлину «пыль в глаза». Перед отъездом на курорт в Карлсбад я, больше по заведенному обычаю, чем из подозрений, в порядке обычной ревизии, распорядился проверить результаты их работы и установить за ними внутреннее наблюдение. Мне сообщили, что в квартире, где обитали эти сотрудники, бывает очень много посторонних и разговоры там ведутся в основном по-русски. Кроме того, бросалось в глаза, что семьи обоих служащих жили на слишком широкую ногу. Мы сравнили их расходы с их доходами и заинтересовались, откуда же берутся на это деньги. Вскоре после этого руководитель нашего отдела в Бреслау сообщил, что его служебную машину взломали и похитили из нее папку с ценными материалами. Прежде чем мы успели вмешаться, оба — и наш сотрудник, и его коллега из военной контрразведки — бесследно исчезли. И с ними пропали важнейшие документы обоих отделов.
Супруга начальника нашего отдела в Бреслау — жена другого внезапно умерла — сообщила на допросе, что ее муж связался с русской разведкой, имея, однако, намерение извлечь из этого большую пользу для Германии. По ее словам. он не решился запросить центр в Берлине о согласии с его планом, поскольку считал, что ему наверняка откажут.