Тайная жизнь мозга. Как наш мозг думает, чувствует и принимает решения

В ходе обсуждения проявляется скрытое внутреннее противоречие. С одной стороны, мы говорили о существовании общих нейронных контуров, содействующих практически каждому человеческому решению. С другой – показали, что наши способы принятия решений являются глубоко личными и что наши решения определяют нас. Некоторые из нас утилитарны и прагматичны; другие доверчивы и готовы к риску; третьи осторожны и мягкотелы. Эта мешанина решений сидит глубоко в каждом. Как один и тот же мозговой механизм может формировать такой широкий спектр?

Дело в том, что в механизме есть разные винтики, которые, будучи закрученными покрепче или послабее, приводят к решениям, которые кажутся совершенно разными, несмотря на структурное сходство. Небольшой сдвиг равновесия между латеральной и медиальной лобной корой делает нас холодными и расчетливыми или, наоборот, эмоциональными и сверхчувствительными людьми. То, что мы воспринимаем как противоположные решения, на самом деле лишь легкие нарушения в работе единого механизма.

Это относится не только к принятию решений. Вероятно, речь идет о нашей биологической сущности: разнообразие в пределах заданного порядка вещей. Ноам Хомский вызвал немалый переполох, когда объяснил, что наши языки, каждый из которых имеет свою историю, характерные особенности и обычаи употребления, объединяет общий скелет. Это справедливо и для языка генетики. У всех нас примерно одинаковые гены, иначе было бы невозможно говорить о «геноме человека». Но гены не идентичны. К примеру, есть определенные участки генома, называемые «полиморфными» – они варьируют в широких пределах и во многом определяют уникальность каждой личности.

Разумеется, все эти семена прорастают в социальной и культурной питательной среде. Несмотря на генетическую предрасположенность и биологическую склонность к сотрудничеству, было бы абсурдно считать, что норвежцы менее коррумпированы, чем аргентинцы, только из-за другого биологического склада. Однако здесь есть важный нюанс. Не так уж странно и вполне вероятно, что структурная организация мозга развивается по-разному в культурной среде, основанной на доверии или недоверии. Именно внутри культуры происходит закручивание винтиков механизма и формируются его параметры, а результаты проявляются в том, как мы принимаем решения и кому доверяем. Иными словами, культура и мозг переплетаются в бесконечной золотой гирлянде[44].

Глава 3. Механизм, конструирующий реальность

Как в мозге появляется сознание и как бессознательное управляет нами

Сейчас появилась возможность читать и исследовать наши мысли, расшифровывая схемы мозговой активности. Например, можно определить, находится ли в сознании пациент, пребывающий в вегетативном состоянии. Мы также можем исследовать сны и узнавать, действительно ли они были такими, как мы их помним, или же это пересказ, сочиненный нашим мозгом после пробуждения. Кто просыпается, когда пробуждается сознание? Что происходит в этот момент?

Подобно времени и пространству, сознание – это то, с чем мы все хорошо знакомы, но затрудняемся определить. Мы ощущаем сознание и чувствуем его в других людях, но почти невозможно объяснить, из чего оно состоит. Оно так неуловимо, что многие обращаются к разным формам дуализма, придумывая нефизическую и непространственную сущность, олицетворяющую собой сознательный разум.

Лавуазье и жар сознания

Один из лучших французских ученых был гильотинирован восьмого мая 1794 года отрядами Максимилиана Робеспьера после обвинения в измене. Антуану Лавуазье было пятьдесят лет, и среди его богатого наследия остался «Начальный учебник химии», которому было суждено изменить мировой экономический и общественный порядок.

В зените промышленной революции паровой мотор стал двигателем экономического прогресса. Теплофизика, которая до тех пор была предметом интеллектуального любопытства, заняла в нем центральное место. Предприниматели той эпохи стремились улучшить производительность паровых механизмов. Опираясь на исследования Лавуазье, Николя Леонар Сади Карно в своих изощренных «Размышлениях о движущей силе огня» схематично описал принцип идеальной тепловой машины.

С высоты наших современных знаний мы видим нечто эксцентричное в этом научном эпосе, напоминающем нынешнюю ситуацию с человеческим сознанием. Лавуазье и Карно не имели ни малейшего понятия о том, что такое тепло. Хуже того, они застряли в промежутке между мифами и ошибочными концепциями. К примеру, они считали тепло флюидом под названием флогистон, который перетекает от более теплого тела к более холодному. Сейчас нам известно, что тепло – это следствие возбужденного состояния молекул вещества. Для людей, сведущих в этом предмете, идея теплового флюида выглядит ребяческой и почти абсурдной.