Тайная жизнь непутевой мамочки

Однажды утром в среду в начале марта я обнаруживаю себя вяло встряхивающей бубен в музыкально-игровой группе и убеждающей Фреда не так жестоко обращаться с маракасами[78], это расстраивает маленькую девочку, стоящую рядом с ним. Я размышляю над тем, что через двадцать лет мои дети, вероятнее всего, будут работать рядом с теми, чьи имена Тайгер и Калипсо, а не Питер и Джейн.

Хотя по обе стороны церковного вестибюля стоят невзрачные стулья, обтянутые искусственной кожей, по непонятным мне причинам мы все почему-то должны сидеть на полу, на матах из пенопласта, а наши дети усаживаются между наших ног. Вероятно, мы делаем так из уважения к женщине, которая ведет эту группу и имеет право смотреть на нас сверху вниз со своего стула. Холодно и неудобно. К концу часа занятий мои бедра и ягодицы деревенеют, заставляя меня испытывать боль при вставании. Однако чувство самопожертвования и снесения тяжких испытаний ради Фреда наполняет меня сознанием совершенного благого поступка, которое в основном и определяет мои чувства в оставшуюся часть дня, хотя, возможно, такое безрассудное пренебрежение к себе вызвано скорее вдыханием в течение часа смеси хлорной извести и дезинфицирующих средств. Поскольку церковный вестибюль служит не только местом собраний матерей, но одновременно является и прибежищем для бездомных, обе группы образуют партию лишенных гражданских прав.

Сегодня мне вдвойне не повезло: я сижу рядом с женщиной, которую мамы мальчиков прозвали Самодовольная Мать Девочек, или для краткости СМД. Редкая неделя проходит без ее тяжелых вздохов и самодовольных комментариев.

— Мои девочки такие сдержанные! Они весь день заняты рисованием, — говорит она, наблюдая за из конца в конец носящимися по холлу мальчишками, за которыми поспешают их матери, дабы угомонить питомцев.

В плохие дни она ворчит о гиперактивности и добавлении риталина в национальную систему водоснабжения. В конце каждого занятия ее грудь, клянусь, надута, как у индюшки.

— Этот грубый мальчик расстроил тебя? — спрашивает она свою дочь, уставившись на Фреда.

Я ощетиниваюсь, но прикусываю язык.

— Знаете, я бы не хотела иметь третьего ребенка, в случае если бы должен был родиться мальчик, — продолжает она.

— Какая досада! Это, возможно, могло бы сделать вас не столь похожей на бурлящий котел, — потрясенно говорю я, сама того не желая.

Слова сами слетают с моих губ. Она изумленно смотрит на меня и отползает подальше на своем мате, так далеко, как только это возможно. И тут дверь церковного холла открывается, я вижу знакомую буйную шевелюру, несколько более длинную и всклокоченную, чем я видела ее в последний раз, и явно немытую, — входит Роберт Басс со своим малышом. Мое душевное состояние улучшается, и я трясу бубен с удвоенной силой. Он выглядит несколько ошеломленным, обнаружив тут меня и Фреда, поскольку это столкновение не запланировано.

Он опоздал — нарушение, которое в обычном случае было бы встречено, по меньшей мере, испепеляющим свирепым взглядом суровой женщины, ведущей занятия в детской музыкальной группе. Но когда он посылает ей одну из своих обезоруживающих улыбок, я замечаю, что она смущается и приглашает его войти и присоединиться, указывая на место рядом с собой. Как просто женщины моего возраста тают, если им подарить хоть чуточку внимания! Как известно, впереди нас ждут годы полного небрежения.

Несмотря на ее лучшие побуждения, Роберт Басс отклоняет авансы руководительницы музыкально-игровой группы и предпочитает подойти и сесть рядом со мной и Фредом — за что, я в этом не сомневаюсь, мне непременно воздастся. Ее человеколюбие на матерей не распространяется.

Когда я освобождаю для него место на своем пенопластовом мате, я задумываюсь над тем, что никогда еще за всю историю нашего флирта мы не были в такой физической близости. Забудь про пабы и кафе, если ты действительно хочешь сблизиться с мужчиной. Младшая музыкальная группа — самое подходящее для этого место. Большая часть правой стороны моего тела соприкасается с его левой, хотя удовольствие я испытываю в усеченном виде: верхнюю часть бедер я не чувствую. Мысль о сидении бок о бок в течение следующего часа заставляет звучать бесконечные припевы «Винд зе бобин ап»[79] в совершенно новом свете. Поскольку это его инициатива, и мы окружены множеством присутствующих, я решаю, что могу наслаждаться этим моментом с искренним удовольствием — первый глоток пресной воды за период засухи, который предшествовал этому.

Теперь все это забыто, и я, преисполненная вновь возродившегося энтузиазма, размахиваю бубном; Фред сидит у меня между ног.

— Стоп, мама, хватит! — Он хватает меня за рубашку горячими руками.

— Ш-ш-ш, Фред! — шиплю я на него, энергично тряся инструментом, чтобы компенсировать недостаток его активности.

— Миссис Суини, миссис Суини! — восклицает руководительница. — Мы больше не поем про «зеленые бутылки, висящие на стене». Вы можете остановиться.

Я оглядываюсь вокруг и вижу, что все как один смотрят на меня, включая Роберта Басса, который взирает на меня осторожно.