Тайная жизнь непутевой мамочки

Я думаю о следующей среде и перспективе еще одного вечера в компании Роберта Басса. Мне лучше всего отменить эту встречу — она непомерно раздувает мои фантазии.

Мы входим в спальню, Том открывает свой шкаф и обозревает полку с трусами. Аккуратные небольшие стопки — серая, белая и черная. Все выглажено и сложено. Рубашки развешаны в порядке перехода от одного цвета к другому, наподобие спектральной цветовой диаграммы «Дюлюкс»[47].

— У тебя на глазах слезы, — уличаю я его.

— Я не сразу на тебе женился, потому что размышлял, будешь ли ты складывать мои трусы.

— Именно поэтому я и вышла за тебя замуж, — смеюсь я.

Он хватает меня в охапку, и мы падаем на постель, безудержно целуясь. Он сжимает меня в объятиях и целует в шею за ухом. С этой бородой и воротником он выглядит совсем не так, как тот мужчина, который уезжал отсюда неделю назад, и я вдруг представляю себя в комнате с незнакомцем. Это так волнующе. Его рука уже забралась в мои джинсы, и моя рубашка полностью расстегнута. Его большие и неуклюжие пальцы, с такой легкостью рисующие, касаются моего тела, и я чувствую, что таю. Интересно, все ли архитекторы настолько искусны? Надо бы не забыть спросить Кэти. Я закрываю глаза и перестаю думать о проблеме по имени Роберт Басс.

— Я скучал по тебе, — шепчет он мне в ухо, почти не дыша, прежде чем перенести свое внимание на мою левую грудь.

Но как раз в тот момент, когда, кажется, сексуальный голод заканчивается, в комнату входит Джо, сонно потирая глаза. Он держит два куска материи, которые, без сомнения, можно идентифицировать как шорты.

— Папа, что ты делаешь с мамой? — спрашивает он подозрительно.

Том сваливается с меня и ложится рядом на кровать, тяжело дыша.

— Мы боремся!

— Ладно, надеюсь, вы были не слишком грубыми, — комментирует Джо, точь-в-точь как я. — Мама, а можно я сделаю шорты для Сэма и Фреда? Чтобы мы выглядели, как дети фон Траппа. — Он наполовину спит, и я поднимаю его на руки и несу в его комнату, где он, в конце концов, засыпает, сжимая эти два куска ткани так крепко, будто кто-то может украсть их ночью. Когда я, наконец, возвращаюсь в нашу спальню, Том крепко спит. Еще одна упущенная возможность. Если бы родителям позволяли оканчивать их беседы, жизнь была бы совсем другой.

Потом я замечаю, что он, как отражение своего среднего сына, крепко сжимает в руке маленькую кремовую коробочку с темно-зеленой ленточкой. Я разжимаю его кулак, который во сне почти не гнется, и открываю коробочку. Внутри маленькая карточка: «Люси от Тома. За оказанные услуги». А на дне серебряное колье с камешками и подвесками. Оно такое красивое, что я кусаю губы, чтобы не заплакать. Я пытаюсь разбудить его, чтобы поблагодарить, но он где-то вне досягаемости. Я кладу колье назад в коробочку, чтобы он сам смог подарить мне его как-нибудь в другой раз, а я бы притворилась удивленной. Но это происходит только через несколько недель.

Декабрь начинается неудачно.

— Миссис Суини, — говорит учительница Джо вереду утром, когда я привожу его в класс, — можно вас на два слова? — Когда дело касается детей, язык страха универсален. А это одна из тех фраз, которая придумана для того, чтобы наполнять страхом сердца родителей по всему земному шару. Она способна преодолеть любые культурные или религиозные барьеры. С комком в горле, участившимся сердцебиением, сухостью во рту, напряженными мышцами, изо всех сил пытаясь удержаться, чтобы не побежать, я подхожу к учительскому столу.

День среднестатистической матери состоит в основном из рутины и бесконечных повторений одного и того же, но все мы знаем, что нить, которая скрепляет все это, столь же непрочна, как сеть паука. А вокруг нас сплошь истории неожиданных бед: ребенок, забравшийся в сушильную машину, которая перевернулась, и он задохнулся; мальчик, который умер от аллергического шока, поев помидоров черри; девочка, утонувшая в небольшой дождевой луже, глубиной всего два дюйма. Жизнь и смерть в нашем собственном дворе или садике. Каждый раз, когда я читаю подобную историю в газетах, я обещаю себе быть более терпимой родительницей.

Вчера утром я проснулась и решила, что на минное поле утренних бедствий ступлю хладнокровно. Увидев, что для приготовления школьных сандвичей нет сыра, я стала импровизировать с джемом. А когда обнаружила, что Фред размотал и засунул в унитаз целый рулон туалетной бумаги, надела резиновые перчатки и устранила засор в колене. И, несмотря, на сумасшедший бедлам, устроенный еще до шести часов утра, — все мальчики проснулись слишком рано и стащили все подушки и пуховые одеяла со своих постелей, чтобы построить корабль на лестничной клетке, с чучелами животных восьмилетней давности на борту, а отпечатки пальцев после шоколадного печенья, без разрешения взятого на кухне, оказались даже на стенах, — я пообещала детям, что не буду все это убирать и они смогут продолжить игру, когда вернутся домой из школы.