Тайная жизнь петербургских памятников

С годами надпись почти стерлась, но к началу восьмидесятых, когда я для себя открыл этот объект, была еще удобочитаемой. Кроме закладного камня в скверике находились еще какие-то бессмысленные гранитные тумбы (они и сейчас там — не фрагменты ли постамента от великого князя?), так что камень-анонс не выделялся, никто на него не обращал внимания. Словно его и не было. Меня же, помню, так поразили эти стершиеся слова, а еще более цифры, особенно дата закладки, что я тут же списал текст в блокнот и немедленно отправил сюда, на Манежную, своего персонажа, — как раз тогда я начинал сочинительствовать. Герой «Тяжелых вещей» («записок и вариаций») в задумчивости сворачивает с Малой Садовой: «А вот и памятник Гоголю, вернее, отсутствие памятника, — только с Гоголем приключится такое!» Тут моему герою и приходит в голову оригинальная мысль о вроде бы неосуществленном памятнике: «А может, он действительно сооружен на этом богохранимом месте, да мы только не видим его, и сидит недоступный зрению Николай Васильевич на гранитном пьедестале, как в кресле на том единственном дагерротипе, наблюдает устало за происходящим. Незримо присутствующий. Это ж лучший монумент Гоголю!»

Я и сейчас полагаю, что это был лучший из всех возможных памятников Гоголю. Как бы тайный, не явный. Но — настоящий. Не каприз ума, не метафора, не умническая производная от слова «незримый», но объективно памятник Гоголю — в самом прямом, отнюдь не фигуральном смысле. Действительно, по мере того, как время уничтожало надпись на граните, закладной камень переставал быть обещанием памятника, а следовательно, он сам обращался в обещанное, — ничего ж другого «здесь», на этом месте, не появлялось. Логично? По-моему, да.

Все, с кем я делился своим открытием, со мной соглашались, и, помню, одно время у нас даже появился как бы своеобразный клуб чтивших памятник незримо присутствующему Гоголю. Визуализации образа мы не хотели и, надо заметить, довольно спокойно отнеслись к появлению в другом скверике, примыкающем к Манежной площади, бронзового Тургенева. Хотя в августе 2001-го, кажется, все недоумевали: зачем здесь Тургенев? Почему Тургенев? Да потому и Тургенев, что был обещан Гоголь.

Объясняю. Смысл Тургенева напротив Дома радио, не в том, что это Тургенев. А в том, что это не Гоголь. Точнее, не-Гоголь. Демонстративно не-Гоголь. Демонстративное появление бронзового не-Гоголя вблизи места, на котором годами ожидали увидеть Гоголя — это сигнал к тому, что истинный памятник Гоголю принадлежит иной реальности, отличной от той, которую не-Гоголь-Тургенев способен утяжелять всей своей избыточной массой. Сигнал к тому, что Гоголь где-то рядом и что он невидим.

В девяностые годы, когда вновь заговорили о памятнике Гоголю на Манежной, вспомнили и о «закладном камне» (заключаем выражение в кавычки, потому что истинное значение пьедестала нам уже было хорошо известно), объект стали упоминать в газетах, естественно, как курьез. Распознать же в нем видимый элемент по большей части незримого монумента никто из пишущих так и не сумел.

Для Гоголя, пускай и незримого, это, думаю, было нелегкое время. Похоже, в метапространстве Манежной площади шли распри. Только их отголосками можно было объяснить казусы нашего предметного мира: стоило чему-нибудь гранитному появиться на площади, как с ним сразу же приключалась какая-нибудь чертовщина. Например, осенью девяносто девятого на другой стороне Манежной внезапно возник еще один закладной камень — памятника И. И. Шувалову, основателю Академии художеств. Когда я, идучи по Малой Садовой, перед выходом на площадь наткнулся на него и прочитал: «Здесь будет установлен памятник…» — сразу же забеспокоился о Гоголе, но, подумав, сказал себе: дудки!.. ничего здесь установлено не будет! И как в воду глядел: скоро камень пропал, а памятник Шувалову, работы аж самого Церетели, появился не здесь, а далеко отсюда — за Невой, на Васильевском острове, во дворе Академии художеств.

Гоголю памятник тоже образовался — на Малой Конюшенной. Случилось такое в 1997 году, еще до Шувалова. Сразу было объявлено, что это и есть тот самый памятник Гоголю, который так долго ждали на Манежной площади. Но почему? То, что стоит на Малой Конюшенной — то и стоит на Малой Конюшенной, а то, что было обещано «здесь», на Манежной площади, здесь и должно находиться — исключительно на Манежной. Каким бы ни был долгожданным тот, кого дождались на Малой Конюшенной, и как бы он охотно ни бросался в глаза, Гоголь незримый оставался там, где и был.