Читаем Тайная жизнь Сальвадора Дали, рассказанная им самим полностью

Приехав в Барселону, мы поняли, что обстановка накаляется. Повсюду взрывались бомбы F.A.I. После обеда объявили всеобщую забастовку, и город приобрел унылый вид. Старый торговец картинами Далмо, который был в Барселоне пропагандистом современного искусства и организовал в этот день мою конференцию, постучал в дверь нашего номера на улице Кармен ровно в пять часов.

—Войдите!-крикнул я.

Никогда не забуду внезапного появления Далмо, задыхавшегося, с взъерошенной бородой, растрепанными волосами. Он, наверно, хотел сообщить нам что-то срочное, но пока стоял, задыхаясь, на пороге. Его ширинка была широко расстегнута, а в нее он сунул журнал, который я просил купить для меня. На обложке можно было прочесть: «Сюрреалистическая революция». После короткой передышки, наслаждаясь эффектом своего неожиданного появления, он предупредил нас:

— Уносите ноги. Барселону вот-вот начнут отбивать.

Всю вторую половину дня мы провели в поисках шофера, который отвез бы нас к границе, и прошли все формальности, необходимые для получения водительских прав.

На улицах вооружался народ. Группы мятежников сталкивались с конной национальной гвардией, которая делала вид, что не замечает их. В министерстве Говернасион я ждал пропуска два часа. Время от времени там переставали печатать и ставили на окно пулемет. Из каталонских флагов женщины шили носилки для раненых. Пролетел слух, что к вечеру в Кампанисе объявят каталонскую республику. Каждую минуту на Барселону, если армия начнет операцию, мог обрушиться град выстрелов. В ожидании своих бумаг я увидел в бюро двух лидеров каталонского сепаратизма, братьев Бадиа. Они напоминали парочку Бастеров Китонов своими порывистыми трагическими жестами и бледностью, предвещающей смерть. И в самом деле, через несколько дней анархисты убили их.

Получив водительские права, я снова встретился с Далмо, который за астрономическую сумму раздобыл для нас водителя и автомобиль. Гала, Далмо, шофер-анархист и я заперлись в туалете, чтобы договориться о плате за дорогу.

— Я все предусмотрел, — сказал нам этот человек, вынимая из кармана каталонский флаг. — Это для дороги туда.

Потом, вытащив из другого кармана небольшой испанский флаг, добавил:

— А это для обратной дороги. Ведь совершенно точно регулярные войска подавят мятеж. Впрочем, какое до этого дело нам, анархистам? Пусть Испания и Каталония сводят счеты. Наш час еще не пробил. Вы слышите взрывы? Это наши разминаются. Любые жертвы сейчас работают на нас. Но это пока все. Еще не настал день большого котла (расхожее каталонское выражение, означающее революцию и беспорядки вообще)…

Мы выехали. Путь, на который обычно требовалось часа четыре, на этот раз растянулся втрое. Нас постоянно останавливали вооруженные группы людей и требовали пропуск. Большинство мятежников были опасно пьяны. И если мы ехали дальше, то только благодаря убедительному красноречию своего шофера-анархиста. На полдороге мы остановились заправиться бензином в деревушке на берегу моря. Под большим «enlevat» (большой тент, роскошно украшенный для деревенских праздников). импровизированный оркестр играл «Голубой Дунай». Девушки гуляли в обнимку с парнями. На белой от пыли дороге была опрокинута бочка темно-красного вина. В открытых дверях кафе два человека средних лет играли в пинг-понг. Наполнив бак бензином, шофер сказал нам:

— Извините, но мне перед дорогой нужно полить маслины (эвфемизм вместо «мне нужно помочиться).

Он скрылся в кафе и вскоре вернулся, одной рукой застегивая ширинку, а другой утирая подбородок после стакана анисовой. Отскочил пинг-понговый шарик, наш шофер подобрал его и, обменявшись с одним из игроков неловкими ударами, вернулся к нам.

—Надо торопиться,-сказал он. — По радио сообщили, что в Кампанисе провозгласили Каталонскую республику и на улицах Барселоны уже сражаются.

Оркестр под тентом завел «Голубой Дунай» в третий раз. Все вокруг казалось спокойным и привычным, кроме вооруженной группы людей, которые стояли рядом с нашим автомобилем и громко, чтобы мы их слышали, обсуждали вопрос, стоит нас расстреливать или нет. Во всяком случае, они сочли вызывающим качество наших с Гала чемоданов. Но наш шофер, устав дожидаться решения, разразился такими проклятиями, что они уважительно удалились.

На другой день мы проснулись в маленьком отеле приграничного вокзала Сербер во Франции. Газеты извещали, что мятеж подавлен, а его предводители убиты или взяты в плен. Каталонская республика продержалась всего несколько часов. Мы только что пережили историческую ночь 6 октября — и с тех пор я представляю историческую ночь не иначе как нелепую, когда вас могут расстрелять из-за одного «да» или «нет», когда играют в пинг-понг и кабацкий оркестр наяривает «Голубой Дунай». Далмо написал нам в Париж, что наш шофер, возвращаясь, был убит пулеметной очередью в окрестностях Барселоны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное