Илер Жермен Эдгар Дега родился в семье, члены которой расходились во мнение о том, как пишется их фамилия. Некоторые наиболее амбициозные родственники называли себя де Га на аристократический манер. Что же, мечтать не вредно. Но подлинное написание было более приземленным — Дега. Впрочем, богатством и властью они все-таки обладали: отцовская семья владела банком, а материнская управляла империей по торговле хлопком в Нью-Орлеане. Юного Дега готовили к карьере юриста, но он переключился на искусство, поступив в Школу изящных искусств, откуда вышел традиционным академическим живописцем.
Так кто же указал ему путь в импрессионизм? Эдуард Мане, кто же еще. Они познакомились в Лувре в 1861 году и сразу подружились. Бунтарская карьера Мане была уже в полном расцвете, и Дега непосредственно наблюдал, как Мане лихо обращается с творчеством старых мастеров, например, в своей картине "Олимпия".
Как и у всех прочих в его поколении, в жизнь Дега ворвалась Франко-прусская война. Он вступил в Национальную гвардию и во время военных действий защищал французскую столицу. Следующей весной, стремясь забыть черные дни войны и гражданских волнений, парижане бросились на поиски удовольствий, и Дега сделался завсегдатаем Оперы, где светские мужчины разглядывали чуть ли не в лупу хорошеньких танцовщиц. Дега был очарован как пышными постановками, так и грязным, тесным закулисьем, а особенно балетными классами, битком набитыми совсем маленькими девочками и девочками- подростками — "крысками", как их называли в театре.
Собственный стиль у Дега появился тогда, когда он взялся за танцевальную тему. В его "Танцевальном классе" (1874–1875) пожилой учитель, опираясь на длинную трость, наблюдает за репетицией группы девочек, прочие же ученицы в это время растягиваются, зевают или чешутся. Дега наслаждался контрастом между изяществом танцовщицы на сцене и ее обликом на отдыхе — неуклюжей, поникшей, усталой девушки. В манере, ставшей фирменной, он мастерски передает ощущение пространства: изображение заключено в строгие рамки, и фигуры некоторых танцовщиц как бы обрезаны краями холста, что только добавляет картине выразительности. Столь же типичными для него приемами Дега вызывает у зрителя иллюзию нечаянно подсмотренной сценки, словно художник писал картину с натуры; на самом деле композиция была тщательно выстроена, а танцовщицы по отдельности позировали ему в мастерской. "Не существует менее спонтанного искусства, чем мое", — признавался Дега.
Вернувшись из поездки в Нью-Орлеан, которую он совершил в 1872–1873 годах, Дега застал своих друзей Моне, Писсарро, Ренуара, Сислея и Моризо, горячо обсуждающими вопрос, как им избавиться от диктата официального Салона. Дега сразу принял сторону бунтовщиков, чем их слегка удивил: сам он к тому времени уже шесть раз выставлялся в Салоне, и его работы неплохо раскупались. Однако у Дега развилась глубокая неприязнь — почти ненависть — к одобренному государством искусству. Он чувствовал, что заигрывание с Академией заведет его в тупик, и он стал движущей силой первой независимой выставки. Когда в апреле 1874 года выставку открыли, любопытствующая публика заполнила зал — и в залах зазвучал громкий смех. Люди называли художников безнадежными сумасшедшими, искренне не понимая искусства, которое не имеет сюжета, ничему не учит в нравственном смысле и не воспроизводит действительность тем способом, к которому они привыкли. На Дега нападали особо за "неумение" рисовать и "нелепые" композиции.
Это не остановило группу друзей, которых вскоре нарекут "импрессионистами" — "впечатлителями". На протяжении последующих двенадцати лет Дега участвовал в организации шести из семи выставок, несмотря на частые споры по поводу того, кого следует выставлять, а кого нет. На шестой выставке, в 1881 году, он показал одну из своих наиболее необычных работ — скульптуру "Маленькая четырнадцатилетняя танцовщица".
Позировала Дега "крыска" Мари ван Гетен; фигура вылеплена из воска в две трети роста девочки. Она стоит в четвертой балетной позиции с вывернутыми ступнями, ладони сцеплены за спиной, подбородок задран. Дега нарядил скульптуру в настоящий лиф, газовую пачку и атласную ленту, сшитые для него кукольником, а на голову водрузил парик из настоящих волос. Затем он облил все это горячим воском, под которым одежда и волосы затвердели, но по-прежнему обнаруживали свою текстуру. Публика была озадачена, но и ошеломлена: ничего подобного она прежде не видела. Для них "скульптура" означала отсылку к классическому образцу и тонкую отделку, но не эту чудовищную смесь — тощая девочка-подросток, изваянная из неподобающих материалов. Некоторые критики объявили девочку "зверьком" и прокляли Дега за то, что он насаждает уродство; другие утвержали, что Дега продемонстрировал "единственный подлинно современный подход к скульптуре".