Тайная жизнь великих художников

В конце 1870-х Мане часто страдал от онемения и боли в ногах. Он списывал эти симптомы на счет ревматизма, но вскоре понял, что у него последняя стадия сифилиса. Он боролся с болезнью как только мог: подолгу жил в деревне, принимал водолечебные процедуры. И продолжал работать. В его последнем шедевре, «Бар в «Фоли-Бержер», соединилось все, чего он достиг в искусстве. Он изобразил официантку популярного ночного клуба: молодая женщина стоит за мраморной стойкой, а в зеркале позади нее отражаются искрящаяся люстра и веселящаяся толпа. Несмотря на всю свою современность, картина отдает должное старым мастерам: розы и апельсины, традиционные символы богини любви, превращают простую официантку в современную Венеру.

Мане ждал еще один триумф. В декабре 1882 года он удостоился ордена Почетного легиона, высшей гражданской награды Франции. Знак признания, запоздавший как никогда. Весной 1883 года у Мане развилась гангрена, ему ампутировали ногу в отчаянной попытке спасти жизнь. Он умер одиннадцать дней спустя.

После смерти Мане провозгласили основателем импрессионизма, хотя этот термин ему никогда не нравился[8]. В конечном счете самое значительное, что он сделал и что невозможно переоценить, — это превращение современной жизни в предмет искусства, его любовь-ненависть к Салону и борьба с Академией мало что значат теперь. Независимые выставки импрессионистов подорвали власть Академии над французским искусством, и спустя несколько десятилетий это почтенное учреждение, каким ее знал Мане, прекратило свое существование.

К БАРЬЕРУ!

К 1870 году Мане должен был привыкнуть к нападкам прессы, но статья критика Эдмона Дюранти, походя оскорбившего художника, вывела Мане из себя. С Дюранти он дружил и не раз сиживал с ним в кафе «Гербуа». После выхода статьи Мане, встретив своего старого приятеля, ударил его по лицу и потребовал сатисфакции в виде дуэли.

Почему-то вечером, накануне дуэли, Мане более всего заботила мысль об удобной для боя обуви, и он вышел, чтобы купить себе новые ботинки. Наутро, сказав жене, что идет делать наброски на пленэре, Мане направился в лес Сен-Жермен, находившийся неподалеку. Дуэлянты решили драться на шпагах, хотя ни тот, ни другой не умели фехтовать. Они наскакивали друг на друга с таким энтузиазмом и такой неуклюжестью, что очень скоро погнули клинки. Дюранти был легко ранен в грудь, и, поскольку позор был смыт кровью, дуэль закончилась рукопожатием.

После дуэли Мане предложил Дюранти пару своих новеньких ботинок, но критик отказался от подарка: ботинки были ему малы. Далее каждый пошел своим путем и потом еще долго рассказывал всем об этой «жестокой схватке». «Я бы убил его, да только шпага у меня согнулась», — утверждал Дюранти.

МАДАМ МАНЕ

Когда Мане с братьями достигли подросткового возраста, их отец решил, что им будет полезно научиться играть на фортепьяно, и нанял учительницу музыки — светловолосую голландку Сюзанну Леенхоф. Девятнадцатилетний Эдуард влюбился в хорошенькую, пухленькую Сюзанну, и довольно скоро она забеременела. О свадьбе и речи не было — Огюст вышвырнул бы сына без гроша в кармане, — и Сюзанна выдавала младенца Леона за своего брата.

Со временем Мане поостыл к Сюзанне, но продолжал заботиться о ней, и в конце 1863 года они поженились, через год после смерти отца художника и к изумлению его друзей, прежде не слыхавших ни о какой Сюзанне. Но и после свадьбы она оставалась на периферии жизни Мане, хотя в письмах, отправленных во время франко-прусской войны, он обращается к ней с трогательной нежностью.

Женившись, Мане не прекратил ухаживать за красивыми женщинами. Однажды на парижской улице он преследовал хорошенькую молодую даму, не замечая Сюзанны, оказавшейся рядом. А когда заметил и понял, что жена его видела, подошел к ней и, демонстрируя необычайную находчивость, сказал: «Я принял ее за тебя».

ЕЩЕ ОДНА МАДАМ МАНЕ

Берта Моризо, дочь высокопоставленного чиновника, недолго училась живописи, но талант ее был столь значительным, что в возрасте двадцати с небольшим лет она уже выставлялась в Салоне. С Мане они познакомились в Лувре в конце 1860-х, и Берта стала постоянной гостьей в его мастерской. Это были очень непростые отношения. На портретах Мане передает ее мрачную, хрупкую красоту и ощущение сильной личной заинтересованности художника в модели. Письма Моризо свидетельствуют о том, как важно ей было мнение Мане о ее работах; в письмах также проглядывает женщина, ревнующая к другим моделям и настроенная весьма критически по отношению к Сюзанне. Но как далеко зашли их отношения? Вероятно, не слишком далеко. Моризо была светской дамой и вряд ли стала бы компрометировать себя любовной связью.