Они были странной парой. По субботам Стиглиц устраивал ужины для художников, и пока он страстно развивал очередную теорию касательно искусства, О’Кифф уплетала говядину в устричном соусе и не произносила ни слова. Оба не чувствовали себя обязанными хранить верность, и, по слухам, самые пылкие отношения у О’Кифф складывались с женщинами.
В 1921 году Стиглиц выставил свои снимки обнаженной О’Кифф. Так ее имя прогремело в мире искусства, прежде чем хоть кто-нибудь увидел ее работы. Репутацию сексуального объекта Стиглица не развеяли и картины О’Кифф — цветочная серия: сильно увеличенные соцветия напоминали половые органы. И сколько бы О’Кифф ни говорила, что она пишет цветы, а не вагины, ей не верили, тем более что Стиглиц (знавший, как хорошо продается секс) упирал на эту ассоциацию. Разумеется, критики отреагировали, как им и положено: цветы, написанные женщиной, нельзя считать искусством. Но даже если цветы О’Кифф и напоминали женские гениталии, в них не было ничего «женского». Должны были пройти годы, прежде чем мир нью-йоркского искусства увидел в О’Кифф личность вне зависимости от Стиглица.
В 1924 году Стиглиц и О’Кифф поженились, хотя обоим это было не очень нужно. В конце 1920-х у постаревшего Стиглица начались проблемы с пищеварением и сосудами. Заботливость не была сильной стороной О’Кифф, и ежедневное протирание, выпаривание и составление меню для капризного супруга доводило ее до бешенства. В конце концов она уехала в Нью-Мексико, приняв приглашение богатой и эксцентричной Мейбл Додж Луан, коллекционировавшей произведения искусства.
Пустыня на севере штата Нью-Мексико поразила О’Кифф не меньше, чем равнины Техаса. И хотя первый визит прошел не совсем гладко по причине игры в сексуальные фанты, затеянной хозяевами (в результате О’Кифф спала в одной постели и с Луан, и с ее мужем), она возвращалась туда каждое лето. Ей хотелось сбежать далеко-далеко от нью-йоркских толп, укрыться от чужих любопытных глаз, и она нашла идеальное место для уединения — ранчо Призрака, которым владела Луан, огромное изолированное поместье для очень богатых горожан. В 1940 году О’Кифф купила себе небольшой дом на территории ранчо.
РАЗОЗЛИВШИСЬ НА ПЛЕМЯННИЦ И ПЛЕМЯННИКОВ МУЖА ЗА ТО, ЧТО ТЕ ПОДГЛЯДЫВАЛИ ЗА НЕЙ, КОГДА ОНА РАБОТАЛА, О’КИФФ ВЫСКОЧИЛА ИЗ МАСТЕРСКОЙ, ВОПЯ И ГРОЗНО РАЗМАХИВАЯ КИСТЬЮ. МАЛЕНЬКИЕ СОГЛЯДАТАИ В ПАНИКЕ БРОСИЛИСЬ ВРАССЫПНУЮ — ОНИ ВЕДЬ НЕ ЗНАЛИ, ЧТО ХУДОЖНИЦА ПРЕДПОЧИТАЕТ РАБОТАТЬ ОБНАЖЕННОЙ.
Она обожала работать в Нью-Мексико, на картинах отразилось все, что она видела вокруг: горы, небо и даже кости животных, валявшиеся в пустыне. Эти работы упрочили известность О’Кифф, и не в последнюю очередь благодаря Стиглицу, неустанно продвигавшему свою жену, ее картины продавались за все более высокую цену. В 1936 году Элизабет Ардан выложила 10 000 долларов за роспись ее нью-йоркского салона красоты, а в 1943 году Чикагский институт искусств устроил ретроспективную выставку работ О’Кифф. Теперь у нее были слава и состояние, о которых она так мечтала.
Стиглиц тем временем слабел, и в июле 1946 года О’Кифф, жившая на ранчо Призрака, получила телеграмму о том, что с ее мужем случился удар. Она поспешила в Нью-Йорк, где застала Стиглица в коме, из которой он так и не вышел. Смерть Стиглица обрубила последнюю связь О’Кифф с Нью-Йорком. Ранее она приобрела полуразрушенный дом в Абикью, все в том же штате Нью-Мексико, и, восстановив это глинобитное сооружение, перебралась туда в 1949 году.
Вспыльчивая от природы, с возрастом О’Кифф стала еще более неуживчивой. Та прислуга, что готовила и убирала в доме, оставалась равнодушной к вспышкам ярости хозяйки, поскольку не понимала по-английски и могла с легкостью ее игнорировать, но девушки, которых нанимали в качестве секретарей, долго на этом месте не удерживались. О’Кифф именовала их рабынями, и, когда очередная девушка хлопала дверью, разгневанная художница кричала ей вслед: «Ты не можешь от меня уйти! От меня нельзя уйти!» В начале 1960-х у нее начало портиться зрение, что лишь усугубило вздорность характера.
В 1973 году в Абикью объявился молодой художник Хуан Гамильтон. Он поведал О’Кифф, что его направили к ней высшие силы. Поверила она ему или нет, но вскоре Гамильтон уже писал за нее письма, отвечал на телефонные звонки и контактировал с ее агентом. Многие друзья О’Кифф опасались, что Гамильтон облапошит старую женщину, но находились и такие, кто полагал, что он искренне о ней заботится. В 1984 году, осознав, что от Абикью слишком далеко до ближайшей больницы, Гамильтон перевез недомогающую художницу в Санта-Фе, где она умерла 6 марта 1986 года.