Тайная жизнь великих композиторов

Но постойте-ка, сказал Иоганнес Брамс. Музыка не обязательно должна быть предельно эмоциональной и радикальной по структуре. Сонаты, каноны и фуги обладают своими неоспоримыми достоинствами. Вроде бы здравое утверждение, но не забывайте, мы имеем дело с людьми, редко опиравшимися на здравый смысл. Стоило Брамсу объявить себя альтернативой Листу и Вагнеру, как противники яростно набросились на него, — так началась, сколь бы странно это ни звучало, «война романтиков». И в этой войне задиристый Брамс был только рад сразиться.

ТАПЁР ИЗ ГАМБУРГА

Иоганнес Брамс вырос в музыкальной семье, но музыка, которую исполнял его отец, Иоганн Якоб, сильно отличалась от изысканных произведений, звучавших в концертных залах и домах знати. Иоганн Якоб был тем, что у немцев называется bierfiedler («пивной скрипач»), то есть трактирным музыкантом — в составе маленького оркестрика он играл по большей части в пивнушках. Позднее Иоганн Якоб получил место в гамбургском Филармоническом оркестре, но семье это не помогло: он тратил кучу денег на разведение голубей, и Брамсы прозябали в бедности. С женой Иоганной Христианой трактирный музыкант нажил четверых детей, Иоганнес был их старшим сыном[19]. К его шести годам родителям стало ясно, что мальчик обладает врожденным музыкальным талантом, и Иоганн Якоб возрадовался: сын пойдет по его стопам.

Однако у юного Иоганнеса были другие представления о музыке. Сначала он потребовал, чтобы его обучили игре на фортепиано, а потом захотел изучать композицию. Иоганн Якоб ушам своим не верил: зачем овладевать ненадежным ремеслом композитора, когда можно легко зарабатывать, будучи трактирным музыкантом?

Сколько бы Иоганнес ни уклонялся от пути, проторенного отцом, в конце концов он таки очутился там, где Иоганн Якоб чувствовал себя в своей тарелке, — в увеселительном заведении. Решив, что сыну-подростку пора слезать с родительской шеи, отец пристроил Иоганнеса играть на пианино в портовых барах. В заведениях такого сорта клиентам предлагались выпивка, танцы с хорошенькими девушками и комнатки наверху для более приватных развлечений. Брамс до рассвета играл на пианино вальсы, польки, мазурки, попутно читая романы, — пальцы сами отбарабанивали расхожие мелодии.

ПРАВИЛО НОМЕР ОДИН: НЕ СПАТЬ

Со временем Брамс начал давать уроки игры на фортепиано, покинув мир «трактирной музыки» навсегда. Он также увлеченно занимался композицией. Энтузиазм начинающего композитора был столь огромен, что в 1850 году, узнав о визите Роберта и Клары Шуман в Гамбург, Брамс отправил им в гостиницу свои первые опыты. Чрезвычайно занятый Роберт Шуман вернул посылку не вскрытой, чем глубоко опечалил Брамса.

Вскоре, однако, появились другие возможности — благодаря венгерскому скрипачу-виртуозу Эдуарду Ременьи, с которым в 1853 году двадцатилетний Брамс отправился в гастрольную поездку. Ременьи познакомил Брамса с музыкантом Йозефом Иоахимом, который с детства блистал игрой на скрипке; эти двое мгновенно опознали друг в друге родственные души.

Кроме того, Ременьи представил Брамса великому Ференцу Листу. Лист попросил Брамса сыграть что-нибудь из своих сочинений, но Брамс, скованный нервозностью, отказался. «Ну, что ж, — сказал Лист, — тогда я сыграю». Он взял ноты «Скерцо для фортепиано ми-бемоль минор», написанные от руки Брамсом, и безупречно сыграл их с листа. Затем Ференц исполнил собственное произведение, и тут в Брамсе заговорил строгий критик: музыку Листа он счел слишком драматичной, эмоционально перегруженной и в целом вычурной.

Но более всего на встрече с Листом Брамса одолевала усталость. С Ременьи они уже много дней колесили по Германии, по вечерам давали концерты, а днем тряслись в повозках по ухабистым дорогам. В какой-то момент Лист, взглянув на Брамса, увидел, что тот дремлет в кресле. Если у Брамса и был шанс попасть в число протеже Листа, он его упустил.

НОВЫЙ ТИП МЕССИИ

Йозеф Иоахим настойчиво убеждал Брамса возобновить попытки познакомиться с Шуманом. Брамс отнекивался, памятуя о невскрытой посылке, но верный друг Иоахим постарался развеять его опасения.

Осенью 1853 года Брамс постучался в дверь дома Шумана в Дюссельдорфе. Роберт, одетый в халат и шлепанцы, гостеприимства не источал, однако предложил Брамсу что-нибудь исполнить. Брамс заиграл «Сонату для фортепиано до минор». Вдруг Шуман прервал его посередине аккорда и выскочил из комнаты. От стыда Брамс готов был провалиться сквозь землю, но Роберт вернулся, и не один, а с Кларой. «Сейчас, дорогая Клара, — произнес Шуман, — ты услышишь музыку, какой никогда прежде не слыхивала».

Шуман настолько уверовал в блестящее будущее Брамса, что немедленно настрочил статью для своего «Нового музыкального журнала», в которой провозгласил молодого композитора гением, пророком и мессией в музыке — словом, тем, кто повергнет в прах ложных богов, Листа и Вагнера, а заодно и всю новую немецкую школу.