Писатель явно переживал кризис среднего возраста, и в его случае этот кризис обернулся коренной духовной трансформацией. Толстой отказался от секса, выпивки, табака и мяса и посвятил себя делу «христианского анархизма». Он стал жить по заветам Иисуса Христа, не признавая при этом православную церковь; неудивительно, что среди церковных иереев у него нашлось не слишком много единомышленников. В 1901 году церковь и вовсе предала его анафеме. Однако у него была масса восторженных последователей из числа его же собственных бывших крепостных, с которыми Толстой стал делиться своим внушительным состоянием. Причем супруга писателя так и не смирилась с этими приступами альтруизма.
Вдобавок Толстой решил наконец, что нашел корень всех своих бед. «Имя моей болезни — Соня»[25]
, - как-то раз объявил он, разумеется, имея в виду свою жену. И хотя она выносила и воспитала многочисленное потомство иПоследней каплей стал случай с коварным приживалой по фамилии Чертков, который уговорил выжившего из ума Толстого отписать ему часть имущества. Софье Андреевне все это надоело, и она взяла ситуацию под свой контроль. Она ходила за мужем по пятам, шпионила за ним, вооружившись театральным биноклем. Когда Толстой предложил развестись, Софья Андреевна пригрозила самоубийством. Узнав, что жена рылась в его дневниках, Толстой решил, что с него хватит. Глубокой ночью он выскользнул из дома, оставив жене записку, где благодарил ее за сорок восемь лет совместной жизни. «Я делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста, — писал в записке восьмидесятидвухлетний гений. — Уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни».
К несчастью, эти последние дни прошли на промерзшей железнодорожной станции, где писатель свалился с воспалением легких. В бреду, с длинной седой бородой, смерзшейся в сосульку, он так и умер на полу в кабинете начальника станции. Произошло это 20 ноября 1910 года.
Те, кто предупреждал мир об исходящей от русских угрозе и пророчил миру пришествие нового Чингисхана, на самом деле были недалеки от истины. Во всяком случае, существует легенда, согласно которой Толстой приходится великому монгольскому полководцу прямым потомком.
В 1901 году при присуждении первой Нобелевской премии по литературе Толстого называли в числе главных претендентов, однако он так ничего и не получил. Чести стать первым лауреатом удостоился малоизвестный французский поэт со странной фамилией Сюлли-Прюдом. Никаких официальных объяснений не последовало, но, возможно, дело в том, что политические воззрения Толстого пришлись консервативно настроенному Нобелевскому комитету не очень-то по душе. Один из судей обвинял писателя в «узколобой враждебности по отношению ко всем формам цивилизации» (что бы ни значила эта туманная фраза). Зато Толстой очутился в неплохой компании — по сходным причинам были отвергнуты Генрик Ибсен и Эмиль Золя.
В первую брачную ночь тридцатичетырехлетний Толстой заставил свою восемнадцатилетнюю супругу прочитать те места в его дневнике, где описывались любовные приключения новобрачного с другими женщинами, включая крепостных крестьянок. Таковы были его представления об искренности и честности, однако с точки зрения Софьи Андреевны подобная откровенность была излишней. На следующий день она написала в своем дневнике, что испытала отвращение, столкнувшись с такой «грязью».
Толстой ничего не делал наполовину, это касалось и его религиозных принципов. Поверив в то, что, исключив из рациона мясо, можно обуздать свои страсти, он стал строгим вегетарианцем и сел на жесткую диету, состоявшую из овсяной каши, хлеба и овощного супа. Он также отказался от курения и алкоголя и призывал крестьян из своих владений поступить так же. В своем очерке «Для чего люди одурманиваются?» Толстой писал, что «употребление одуряющих веществ заглушает совесть». «Внешние способы не вполне отвлекают внимание от сознания разлада жизни с требованиями совести; сознание это мешает жить; и люди, чтоб иметь возможность жить, прибегают к несомненному внутреннему способу затемнения самой совести, состоящему в отравлении мозга одуряющими веществами».