Тайник

В тот самый миг, когда Ги, согласно своему утреннему ритуалу, должен был выходить из дома, Рут встала с кровати и накинула на плечи халат. Босиком она прошлепала к окну и отодвинула тяжелые портьеры. Она начала считать от двадцати назад и едва добралась до пяти, как внизу, на пороге дома, показался брат, точный, словно часы, и неизменный, словно соленый декабрьский ветер с Ла-Манша.

Одет он был как всегда: надвинутая на лоб красная вязаная шапочка прикрывала уши и густые седеющие волосы; темно-синий спортивный костюм с пятнами белой краски на локтях, манжетах и коленях, оставшимися с прошлого лета, когда Ги красил оранжерею; кроссовки на босу ногу — хотя этого она видеть не могла, просто знала своего брата и то, как он одевается. В руке — термос с чаем. На шее — полотенце. Очки, подумала она, наверное, лежат в кармане.

— Удачного купания, — сказала она в ледяное окно.

И добавила слова, которые всегда говорил ей он, слова, которые много лет назад прокричала им мать, когда уходящий из гавани рыбацкий баркас увозил их в кромешную тьму:

«Au revoir et adieu, mes cheris».[8]

Внизу ее брат делал то же, что и всегда. Он пересекал лужайку, направляясь к деревьям и подъездной аллее за ними.

Но сегодня Рут увидела кое-что еще. Едва Ги поравнялся с вязами, какая-то тень выскользнула из-под ветвей и последовала за ним.

Впереди Ги Бруар видел свет, горевший в окнах коттеджа Даффи, уютного каменного домика, частично встроенного в ограду поместья. Когда-то дом служил местом, где капитан пиратского корабля, построивший Ле-Репозуар в начале восемнадцатого века, собирал с арендаторов ренту; а ныне под его островерхой крышей нашла приют супружеская чета, которая помогала Ги и его сестре в усадьбе: Кевин Даффи работал в саду, а его жена Валери — в доме.

Свет в коттедже означал, что Валери встала и готовит мужу завтрак. Это на нее похоже: таких жен, как Валери, нынче поискать.

Ги давно решил, что теперь таких жен больше не делают. Она была последней в своем роде старомодной женой, которая заботу о муже рассматривала как долг и привилегию. Если бы Ги с самого начала повезло жениться на такой женщине, он наверняка не бегал бы всю жизнь налево в надежде повстречать ее когда-нибудь.

Его собственные жены были одинаково нудными. Первая родила ему одного ребенка, вторая — двоих, обе жили в хороших домах, водили красивые машины, отдыхали в теплых странах, детей отдавали сначала гувернанткам, потом в частные школы… Ничего не помогало.

«Ты вечно на работе. Тебя никогда нет дома. Свою паршивую работу ты любишь больше, чем меня».

Бесконечная вариация на одну и ту же смертельно надоевшую тему. Неудивительно, что его вечно тянуло поразвлечься на стороне.

Выйдя из-под сени голых вязов, Ги пошел по подъездной аллее в направлении дорожки. Кругом было еще тихо, но, когда он дошел до железных ворот и распахнул одну створку, первые певчие птахи зашевелились в зарослях ежевики, терновника и плюща, росших вдоль дороги и льнущих к испещренной пятнами лишайника каменной стене.

Было холодно. Декабрь. Чего и ждать от этого времени года? Зато в такую рань не было ветра, хотя редкие порывы зюйд-оста обещали испортить погоду к полудню и сделать купание невозможным. Правда, в декабре никто, кроме него, купаться и не собирался. Такое преимущество давала ему низкая чувствительность к холоду: в его распоряжении был весь пляж.

Ги Бруара это устраивало. Потому что, плавая, он размышлял, а тем для размышления ему всегда хватало.

Так было и в то утро. Справа от него поднималась стена усадьбы, слева — высокие живые изгороди окрестных полей. Едва видимая в рассеянном утреннем свете тропинка вела к повороту, за которым начинается крутой спуск в бухту. Он обдумывал то, чем занимался в последние несколько месяцев, отчасти по собственному желанию, тщательно взвешивая каждый шаг, отчасти в результате непредвиденного стечения обстоятельств. Его занятия привели к разочарованиям, смятению и предательствам в стане ближайших союзников. А поскольку он давно отвык посвящать кого бы то ни было в дела, которые принимал ближе всего к сердцу, никто из них не мог понять — уж не говоря о том, чтобы принять, — как это они могли так ошибиться в нем. Почти десять лет он приучал их смотреть на Ги Бруара как на постоянного благодетеля, отечески заботящегося об их будущем, расточительного ровно настолько, чтобы они могли считать это будущее обеспеченным. У него и в мыслях не было обманывать кого-нибудь. Напротив, он искренне намеревался исполнить самые заветные мечты всех и каждого.