Что он и сделал, пока мистер Ги, положив ему на плечо свою теплую руку, пальцами другой исследовал отметины, оставленные его бесчисленными предшественниками на камне, сторожившем вход в альков, где стояла теперь походная кровать с одеялами. Именно туда, к этой второй камере, и направлялся Пол со своим рюкзаком. Со свечой в руке он протиснулся мимо камня-часового, Табу за ним. Рюкзак он положил на пол, а свечу поставил у изголовья кровати на деревянную шкатулку, закапанную воском от десятков предыдущих свечей. С кровати он взял одеяло для Табу, свернул его в подходящий для собаки коврик и постелил на холодный каменный пол. Песик благодарно запрыгнул на него, покружился, чтобы сделать своим, и со вздохом лег. Положив голову на лапы, он устремил на хозяина любящий взгляд.
«Этот пес думает, что я хочу тебе вреда, мой принц».
Но нет. Просто у Табу была такая привычка. Он знал, какую важную роль в жизни своего хозяина он играет — ведь до появления мистера Ги он был его единственным другом и товарищем, — и хотел, чтобы хозяин тоже знал, что он это понимает. Но поскольку говорить он не умел, то неотрывно смотрел на мальчика изо дня в день, наблюдая каждый его шаг и каждое движение.
Точно так же Пол смотрел на мистера Ги, когда они бывали вместе. И в отличие от других людей, того нисколько не смущал пристальный, немигающий взгляд.
— Тебе интересно, да? — спрашивал он, если Пол присутствовал, когда он брился.
И никогда не подшучивал над тем, что Пол, несмотря на возраст, еще не нуждался в бритве.
— Как мне подстричься, подлиннее или покороче? — спрашивал он у Пола, когда тот сопровождал его в Сент-Питер-Порт к парикмахеру.
— Поосторожнее с ножницами, Хэл. Видишь, со мной человек, он за каждым твоим движением следит.
Тут он подмигивал Полу и показывал знак «друзья до гроба»: скрещенные пальцы правой руки прижаты к ладони левой.
Так оно и случилось.
Пол чувствовал, как подступают слезы, и не удерживал их. Он ведь был не дома. И не в школе. Тут никто не мог помешать ему горевать. И он плакал вволю, пока у него не заболел живот и не защипало глаза. А верный Табу смотрел на него при свете свечи с любовью и пониманием, как всегда.
Выплакавшись, Пол решил никогда не забывать то хорошее, что пришло в его жизнь с мистером Ги: все, что тот его научил ценить и во что верить.
— Наше предназначение не в том, чтобы просто прожить жизнь от рождения до смерти, — не уставал повторять ему друг. — Наше предназначение в том, чтобы очистить прошлое и исцелить будущее.
Частью очищения прошлого должен был стать музей. Именно ради этого они проводили долгие часы в компании мистера Узли и его старого отца. Они с мистером Ги объясняли ему ценность предметов, которые он раньше отшвырнул бы в сторону не глядя: пряжку от ремня, найденную у форта Дойл, где она много лет пролежала под землей, среди сорной травы, пока мощный шторм не вымыл землю из-под большого камня; бесполезный фонарь с гаражной распродажи; ржавые медали; пуговицы; грязное блюдо.
— Этот остров — настоящее кладбище, — говорил мистер Ги, — И мы хотим на нем кое-что откопать. Ты с нами?
Ответ легко было угадать. Он был с теми, с кем был мистер Ги.
Так он вместе с мистером Ги и мистером Узли с головой погрузился в музейную работу. И даже по острову ходил, приглядываясь, не попадется ли что-нибудь для пополнения обширной коллекции.
Наконец он кое-что нашел. На своем велике он поехал в Ла-Конгрей на юго-западе острова, где нацисты выстроили одну из самых безобразных наблюдательных башен. Она торчала из земли, словно футуристическая скульптура, изображающая окаменевший взрыв, а в узкие прорези бойниц высовывались когда-то орудия ПВО, которые сбивали любой приближавшийся к берегу самолет. Правда, он проехал столько миль не в поисках чего-нибудь, имеющего отношение к пяти годам немецкой оккупации. Ему просто хотелось взглянуть на последнюю машину, свалившуюся с утеса.
В Ла-Конгрее находились редкие на острове утесы, на которые можно было заехать прямо на машине. В других местах машину надо было оставлять на стоянке и лезть наверх пешком, а здесь можно было подъехать к самому краю. Удачное место для самоубийц, которые хотели, чтобы их смерть выглядела как несчастный случай. Проехав насквозь рю де ла Тригаль по направлению к проливу, достаточно было резко свернуть вправо, нажать на газ и буквально пролететь последние пятьдесят футов до края обрыва, поросшего травой и невысокими кустиками дрока. Последнее нажатие на педаль газа, и земля уходит из-под капота, машина на миг повисает в воздухе и рушится вниз, на камни, где кувыркается до тех пор, пока не разобьется о гранитные валуны, рухнет в воду или вспыхнет, точно факел.